— Я тебя ждал. Теперь ты моя. Назови меня по имени, — просит он.
— Сет, — говорю я.
Он притягивает меня к себе, обнимает.
— Нет, не так. Скажи его, как тогда говорила…
Тогда. Когда я ему отдалась. Гляжу в черные омуты глаз, шепчу его имя так, как он просит.
Он тянется меня поцеловать. Я отвожу голову. Он пальцем касается моего подбородка, поворачивает меня к себе. Его губы будто темная пустота. Его прикосновения дурманят. Жар тела обжигает огнем. Но мне холодно. Он замирает.
— Ты скупа на ласки, Саба, — говорит он. — Но сегодня я тебе это прощаю.
Он отодвигается, смотрит на меня. Я гляжу перед собой.
— Волосы отрастишь, — приказывает он. — Ешь. Я еду переводить не позволю.
Поднимаю вилку, заставляю себя съесть еще кусочек. Демало пьет вино, следит за мной.
— Мои бойцы твоих приятелей выследили, — говорит он. — Поймали. Тоже мне повстанцы. Три оборванца на свалке и безумная старуха. Мы нашли Управителей, которые вам помогали. С ними быстро разобрались. Вот и все, что осталось от твоей горсточки счастливцев, братьев,[2] — вздыхает он. — Неудивительно, что ты сдаться решила. Нет, увидеться с ними я тебе пока не позволю. Они сидят взаперти. А после свадьбы я слово сдержу. Мне обиженная жена ни к чему. Как там говорят? Доброе дело — пустяк, а помнят про него долго. — Он поднимает стакан. — Ну что, твое здоровье!
Смотрит на меня в упор.
— И как же мне оценить твое поведение в нашей игре? — Он вздыхает. — Боюсь, твое поражение было неизбежно. А что я твоего брата на свою сторону склонил, так это потому, чтобы себя обезопасить. Так что ты заслужила неудовлетворительную оценку. Жаль, конечно. Я от тебя большего ожидал. Что ты успела сделать за неделю? Пару-тройку детей освободила? Ну конечно, они жили в невыносимых условиях — в тепле и сытости. Под присмотром. Обучали их всему, что в жизни пригодится. Будущее им было обеспечено… Не волнуйся, они опять в Эдемовом доме, далеко не ушли. А родители, которым ты младенцев вернула… ну, они тебя за это вряд ли поблагодарят. Я очень разочарован, Саба. Просто удивительно. Ну доставила ты мне некоторые… неудобства. И расплатилась за это родной кровью. Единственный, кого пока не поймали, — твой любовник. Предатель. Надеюсь, он утонул. Ничего, река тело на берег вынесет. А если выжил, то его поймают.
Он вытаскивает из кармана мой кожаный кошель с кусочками коры.
— Разумеется, весточки вы друг другу с помощью Нерона передавали. — Он швыряет кошель в огонь.
— Джека ты тоже отпустишь, — говорю я. — Ты обещал.
— Значит, брат твой напрасно помер, — произносит он.
По моей щеке медленно скатывается предательская слеза.
Демало прихлебывает вино, следит за мной.
— Что это? — спрашивает он. — Сожаление? Стыд? Горе?
Он спрашивает не в насмешку. Ему просто любопытно. Ему взаправду хочется узнать, почему я плачу. Меня осеняет, что его глаза непроницаемы, а лицо невозмутимо не от того, что он скрывает свои чувства. Нет, он на самом деле не знает, что это такое — чувства. Доброта. Стыд. Сожаление. Горе. Для него все это — пустые слова. Он их произносит, а смысла не понимает.
— Через две ночи мы с тобой поженимся, — говорит он. — Можешь эту ночь плакать, но не дольше. Заплаканных глаз у моей невесты быть не должно. Мы ни на кого не похожи, от всех отличны. Не из простой глины сделаны. У нас с тобой — свое предназначение. Нам суждено быть вместе. Ну все, мне пора. Много дел.
Он снова меня целует — крепко, уверенно. Будто я ему принадлежу.
— В следующий раз я буду точно знать, кто отец ребенка, — заявляет он и направляется к выходу.
Дверь открывается и снова закрывается.
Демало запирает ее на замок.
Я сижу. Смотрю в огонь. За окном раздается какой-то шорох. Я вздрагиваю от неожиданности. Сердце колотится. В свете фонаря поблескивают черные перья.
— Нерон! — говорю я.
Он тихонько поднимает клювом задвижку, как Марси научила. Осторожничает. Никто не должен знать, что он здесь. Я открываю оконную створку, впускаю его в комнату. Следопыт под домом воет. Вглядываюсь в темноту. Никого вокруг не видно. Негромко свищу — раз, другой. Жду. В лунном свете мелькает серебристая тень, мчится по полю к дому, подскакивает у стены. Волкодав встает на задние лапы, вытягивается во весь рост, старается дотянуться до окна. Между нами три этажа.
