Прибытие подразделений и погрузка на корабли Черноморского флота прошли в штатно-авральном режиме, так что уже через двое суток караван во главе с броненосцем «Пантелеймон» и охранением из крейсера «Кагул» и шести эсминцев взял курс на Одессу. Собственно говоря, особой необходимости в столь сильном боевом охранении не имелось: болгарский флот имел в своем составе лишь шесть малых миноносцев, типа тех, что участвовали в русско- японской войне, одну немецкую подводную лодку, как раз стоявшую в ремонте, и торпедную канонерскую лодку «Надежда». Правда, сами болгары в забытьи называли ее «крейсером», но в артиллерийском бою с ней мог справиться эсминец типа «Новик». И даже «Эльпидифор» вполне мог постоять за себя, не без шансов на успех. Турецких же кораблей в Черном море не наблюдалось уже давно…
Так или иначе, но путь до Одессы прошел без приключений. Всю дорогу Львов и Анненков сражались с сопровождавшим их в пути командиром Балтийской морской дивизии флигель-адъютантом Фабрицким[129], который умолял их поделиться вооружением…
– …Нет, Симеон Симеонович, пулемета я вам не дам! – поставил наконец точку в адмиральском нытье Борис. – Хотите вооружения – покупайте сами. Адреса, если надо, дадим, а так – увольте.
– Но, Борис Владимирович, ведь мне сейчас сражаться, а вам – на отдых и пополнение ехать. Для чего же вам столько всего? Явите божескую милость, хоть противоаэропланный дивизион свой оставьте и гаубицы…
– А пое…ться не завернуть? – резко спросил озверевший от этих приставаний Львов. – Кто вам, контр-адмирал, сказал, что мы на отдых едем? Нам между прочим еще государя обратно на трон возводить, а вы – дайте то, отдайте это…
Глеб собирался продолжить, но под суровым взглядом Анненкова осекся и замолчал. А Борис снова обратился к Фабрицкому:
– Вы же флигель-адъютант и должны понимать: отречение – фальшивка. Военный переворот, вот как это называется. И у нас есть вопросы ко всяким там Алексеевым[130], Брусиловым[131] и прочей мрази. И мы будем их задавать, строго и вдумчиво.
– И Боже их сохрани не то, что не ответить, а хотя бы попробовать уклониться от ответов, – добавил Львов. – Кровью умоются…
– Вот только задачи по удержанию Проливов с вас, дорогой контр-адмирал, – улыбнулся одними губами Анненков, – никто не снимает. Любой ценой – хоть сами в атаку идите и вопите «Полундра!», но не дай вам Боже отдать то, что мы захватили…[132]
В Одесском порту транспорты еще только вставали под разгрузку, еще только спрыгивали с «Эльпидифоров» на берег первые штурмовики, а Львов с Анненковым уже ехали на вокзал договариваться о выделении составов. И тут их ждал натуральный облом, так как начальник вокзала и представитель профсоюза железнодорожников категорически отказались предоставлять транспорт.
– Хорошо, – Львов усмехнулся и привычно перекинул из-за плеча под руку ППШ, а сопровождавшие его пятеро бойцов вскинули федоровские автоматы. Анненков остановил их, предостерегающе подняв руку:
– Нет, Глеб. Мы сделаем лучше. И намного смешнее. – Он с улыбкой посмотрел на человечка из профсоюза, одетого в чуть коротковатый пиджак и брюки, отчего-то заправленные в хромовые офицерские сапоги. – А могу я поговорить с рабочими и паровозными бригадами? Почему-то я уверен, что вы обманываете своих людей и не говорите им правды…
– Можешь, атаман, можешь, – усмехнулся Львов. – Ты все можешь. Или, – тут он чуть повел стволом пистолета-пулемета, – у кого-то есть другое мнение?
Профсоюзник дернулся, икнул и просипел:
– Конечно, генерал. Поговорить – можно, но я…
– Что? – спросил Глеб. Теперь ствол его оружия смотрел профсоюзному боссу точно в лоб.
Тот снова икнул и торопливо ответил:
– Н-нет, нет, ничего. Идемте, господа…
Над одесским депо басовито взревел гудок. Первый раз он рявкнул коротко и замолк, словно подавился, помолчал, но потом, будто опомнившись,
