Какой бардак у них в больнице! Я потратила почти полчаса на поиски повара. А этот бездельник еще и не хотел идти на кухню, собирать мне обед для Дэймонда. Оправдывался, что, мол, здесь не ресторан и не гостиница, чтобы подавали еду по первому свистку в любое время суток. Сначала я пыталась разговаривать с ним по-хорошему, вежливо. Было неловко беспокоить человека. А он, наблюдая мою робость, все больше наглел. Тогда я рассердилась и наорала на него так, что стены задрожали. И пообещала, что, если он немедленно не соберет мне обед, засажу его в кутузку по обвинению в попытке отравления. И если он думает, что следствие не найдет в еде никаких ядов или проклятий, то он плохо меня знает.
Это подействовало! Еще как подействовало. Я несла офицеру Ройсу кушанья, достойные императора. Утиная грудка, суп из спаржи, трюфели под сливочным соусом, нарезанная тонкими ломтиками буженина и даже шоколадный пудинг с клубникой на десерт!
Странно… Все эти пять дней, которые я дежурила у постели Дэймонда, мне давали на завтрак, обед и ужин подгоревшую овсянку. Или эти лакомства только для больных?
Сжимая поднос в руках, я как на крыльях взлетела вверх по лестнице. Из палаты доносились странные звуки, похожие на сдавленные рыдания. Заслышав их, я перепугалась. Я ни разу не видела, чтобы Дэймонд плакал, и даже вообразить его плачущим не могла. Дэймонд просто распространял вокруг себя волны уверенности и безбашенного позитива. За ним хотелось шагать куда угодно, хоть в Бездну. Я еще могла представить, как он злится или спорит, но чтобы плакал… Никогда.
Цепенея от страха, я толкнула ногой дверь и заглянула в комнату.
Дэймонд валялся на кровати, задрав ноги (между прочим, мои ноги) на спинку, читал мой роман и рыдал.
От смеха.
Несколько мгновений я, растерянно хлопая глазами, смотрела на него, потом поднос выпал из разжавшихся рук. Только тогда офицер Ройс соизволил заметить меня и оторваться от тетрадки.
– Бездна, какое фееричное чтиво, – икая и утирая выступившие слезы, сказал этот гад. – Рисса, детка, ты сама это написала?
Это… это же мое! Как он посмел?!
– Отдай! – взвыла я раненой медведицей.
– Да забирай, – продолжая хохотать, он швырнул в меня тетрадью. – Солнышко, я надеюсь, ты принесла клубничное желе? Потому что я собираюсь обмазать им твои нежные розовые соски.
– Да я тебя!
Я было набросилась на него с кулаками, но, посмотрев на свои кулачищи, напоминающие два черных молота, бессильно опустила руки и села на кровать, закрыв лицо ладонями. Хотелось заплакать от бессилия.
– Эй, Рисса!
Я молчала.
– Ты что, обиделась?
– Да! Ты не должен был читать! Это – личное.
– Тогда не надо было оставлять ее у кровати. – Он снова засмеялся: – Так вот о чем мечтают девственницы?! Клубничное желе?!
– Прекрати!
Мне было невыносимо стыдно. А еще я ужасно на него злилась. Как он мог! Я писала свои истории для себя! Иногда давала почитать самым близким подругам, они всегда хвалили, вздыхали и закатывали глаза: «О Бездна, Рисса, како-о-ой мужчина-а-а!»
Мне и в страшном сне не могло присниться, что одну из моих книг прочтет офицер Ройс.
Он спрыгнул с постели и встал рядом, отвел мои ладони, заставляя открыть лицо.
– Эй, Рисса. Ну, не обижайся, девочка. Просто по книжке видно, что у тебя опыта с гулькин нос. Ты же, наверное, и целоваться не умеешь.
– Умею! – буркнула я.
– Да ну? – его (а вернее, мои) глаза стали хитрющими. – А если проверить?
И я вдруг снова ощутила уже знакомый ступор рядом с ним. Чужое тело – тренированное и опасное – стало безвольным, податливым, как теплый воск. Глаза, которые я столько раз видела в зеркале, придвинулись ближе. Еще ближе, совсем близко.
