– Не могли бы вы высказаться более определенно? Я хочу убедиться, что я правильно вас понимаю.
– Прежде, чем Уильям ушел служить, – ее дыхание прерывалось, она отводила глаза в сторону, – мы... мы подарили себя друг другу.
– Я понял. – На него нахлынула безграничная нежность и нечто еще, какое-то иное чувство, слишком незнакомое, чтобы суметь дать ему название. Выпустив руки Элизабет, он обнял ее и притянул к себе так, что ее голова оказалась точно под его подбородком. Она дрожала. Он ласково погладил ее непослушные завитки, пытаясь отвлечь от того несчастья, воспоминание о котором он вызвал. – Поскольку вы подарили себя человеку, которого любили и за которого собирались выйти замуж, именно поэтому вы думаете, что теперь вы не можете стать подходящей женой? Совсем наоборот. Не могу представить никакой другой лучшей рекомендации для брака. Вы выйдете за меня, Элизабет? Пожалуйста?
Она отстранилась и уставилась на него. Ее очки запотели от слез, и она сняла их, чтобы лучше разглядеть его лицо.
– Вы действительно так думаете, Рэндольф? Или позже у вас появятся другие соображения, и вы посчитаете себя обманутым?
– Да, я так думаю. – Он встал и медленно отошел к храму, ища слова, способные лучше объяснить его чувства так, чтобы в будущем у нее не возникло никаких сомнений относительно него. – Как вы и предположили, мой брак оказался несчастливым, – начал он сбивчиво. – Я действительно не любил Хлою, но я распрощался с надеждой, что Элисон когда-нибудь возвратится, и я хотел жениться. Хлоя была из хорошей семьи и очень красива, она дала понять, что будет рада моему предложению. Все вокруг утверждали, что она - хорошая партия. Хлоя была очень правильной и сдержанной, но я думал, что все это происходит от ее застенчивости, которая быстро пройдет, как только мы поженимся.
– Я оказался неправ. – Он повернулся, чтобы встать лицом к Элизабет, находившейся в полудюжине футов от него и не издавшей ни слова. – Я думал, что ее желание выйти за меня замуж означает, что я ей хоть немного нравлюсь, но скоро я понял, что, хотя Хлоя и хотела иметь статус жены, мужа она не хотела совсем. Возможно, именно меня она не могла выносить больше всех остальных, но я так не думаю.
Он отвел взгляд и с трудом сглотнул, думая, что это простая справедливость, – он должен рассказать о чем-то, столь же болезненном для него, каким было признание Элизабет для нее.
– Ей не нравилось, даже когда до нее просто дотрагивались. При этом она сама никогда не дотрагивалась до меня, кроме тех случаев на публике, когда она вынуждена была брать меня под руку, чтобы показать другим женщинам, что я принадлежу ей.
– Я уже не говорю о том, что ей ненавистны были брачные отношения, хотя она не отказывалась от них. Но как только она выполнила свою обязанность и забеременела, то тут же сказала мне, чтобы я к ней больше не подходил. Быть изгнанным из ее кровати и в половину так не беспокоило меня, как полное отсутствие у нее интереса к любым видам привязанности. Возможно, потребность в теплоте и привязанности более глубока, чем физическая страсть. Даже когда она умирала, она отказалась взять мою руку. Она ничего от меня не хотела, кроме моего имени и моего состояния.
Он поймал пристальный взгляд Элизабет.
– Теперь вы понимаете, почему я так рад убедиться в том, что вы - теплая и заботливая женщина? Если бы вы смогли уделить мне хотя бы половину той теплоты, которой вы одаривали Уильяма, я считал бы себя счастливейшим из смертных.
– Несчастная Хлоя, неспособная принять ни любовь, ни привязанность, – с глубоким состраданием произнесла Элизабет. Несколько быстрых шагов и она уже стояла перед ним, с готовностью отдавшись в его руки. – И несчастный Рэндольф, готовый дать так много и не имевший никого, кто по достоинству оценил бы это дар или дающего.
В ее объятиях ощущалась больше, чем страсть, в них была любовь. И прижимая к себе эту женщину, Рэндольф наконец смог идентифицировать то чувство, что продолжало расти и заполнять его самого.
– Я ошибался, – тихо произнес он. – Второй шанс существует. Я думал, что хочу жениться на вас только ради товарищеских отношений, но мое сердце, должно быть, знало все гораздо раньше, чем моя голова. Я люблю вас, Элизабет. Я приехал в Италию, ища света, и я нашел его, когда встретил вас: именно ваша улыбка освещает мир.
– Вы уверены? – Она откинула голову назад. – Но вы ведь едва меня знаете.
– Неправда. – Он потерся щекой о вьющиеся волосы Элизабет. Она оказалась очень подходящего роста. – Возможно, мы и не были знакомы слишком долго, но я знаю вас гораздо лучше, чем знал Элисон, и бесконечно лучше, чем – Хлою. – Он улыбнулся ей поддразнивающей улыбкой. – Могу ли я интерпретировать ваше бесстыдное поведение, как готовность выйти за меня?
– Да. Вы были правы, Рэндольф, я
– Вам необходимо прекратить вспоминать о таких абсурдных вещах, как ваша некрасивая внешность и ваш преклонный возраст. Сколько же вам лет?
– Тридцать.
– Замечательный возраст. А тридцать один будет лучше точно так же, как пятьдесят – еще лучше.
Рэндольф поцеловал ее с роскошной неторопливостью, прокладывая путь от ее губ к чувствительному местечку чуть ниже уха. Она задохнулась, ощутив, что ее колени становятся мягче воска.
Он прошептал:
– И вы полагаете, что я так безумно хотел бы вас, если бы думал, что вы некрасивы?
Элизабет находилась к нему настолько близко, что у нее не оставалось никаких сомнений по поводу того, как в действительности он ее хотел.
– Полагаю, что вам очки нужнее, чем мне, – сказала она, затаив дыхание. – Но поскольку красота рождается в глазах зрителя, то ваше мнение не может быть оспорено.
– Прекрасно. Мне на ум приходят более прекрасные вещи, которыми можно заняться, чем спор. – Рэндольф собирался начать снова ее целовать, но тут раздался крик откуда-то с тропинки.
Элизабет крикнула в ответ. После длительных и громких переговоров она сообщила:
– Ванни говорит, что они доберутся до нас в течение двух часов, поэтому мы сможем успеть в Неаполь на Рождественский обед.
– Передайте им, пусть не торопятся, – проворчал Рэндольф. Его иссине-серые глаза, согретые любовью, светились озорством. Он снял с нее очки и положил их в свой карман. – Мы же не хотим, чтобы ваши очки разбились, пока мы их ждем, согласны?
Ее сердце подпрыгнуло от радости, и Элизабет подняла к нему свое лицо. И пока рождественское солнце поднималось все выше, они праздновали наступившее время надежды. Вместе.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Примечания
[1]
'эта страна величия, этот полу-рай' – отрывочные слова из В. Шекспира, пьеса 'Ричард II'; William Shakespeare:– King Richard II' Act 2 scene 1: This royal throne of kings, this scepter'd isle,
This earth of majesty, this seat of Mars,
This other Eden, demi-paradise,
This fortress built by Nature for herself
Against infection and the hand of war,
This happy breed of men, this little world,
This precious stone set in the silver sea,
Which serves it in the office of a wall,
Or as a moat defensive to a house,
Against the envy of less happier lands,
This blessed plot, this realm, this England.
***
Подумать лишь, – что царственный сей остров,Страна величия, обитель Марса,Трон королевский, сей второй Эдем,Противу зол и ужасов войнаСамой природой сложенная крепость,Счастливейшего племени отчизна,Сей мир особый, дивный сей алмазВ серебряной оправе океана,Который,
