Элизабет расширила маршрут, включив в него более эксцентричные места. В течение следующей недели они исследовали узкие переполненные людьми улицы Неаполя, ели свежие фрукты, пасту[18] и мороженное, купленные на рынках. Они останавливались, чтобы насладиться чистейшими мелодиями, заставляющими замирать сердце, которые лились из открытых окон арендуемых квартир.
Во время дождя они находили темные церквушки с забытыми поблекшими картинами великих мастеров прошлого и вместе улыбались, придумывая объявления для их продажи: 'Полное Отпущение Грехов, ежедневное и пожизненное, живым и мертвым, столько, сколько потребуется.' Как заметил лорд Рэндольф, это был обычный стиль, в котором составлялись объявления лондонскими адвертайзерами[19].
Лорд Рэндольф тактично больше не предлагал платить за ее услуги; вместо этого, он сам оплачивал все входные билеты и еду, а также другие расходы. В ясные погожие дни он нанимал экипаж и извозчика, и они выезжали за город. Они посетили Байя[20] – знаменитый купальный курорт Древнего Рима, где размышляли о дворцах, оказавшихся под водой. В Геркулануме[21] они восхищались городом, раскопанным спустя почти две тысячи лет после погребения под слоем вулканического пепла. Там Элизабет набросала эскизы, заселив руины задумчивыми, призрачными римлянами.
Захватить с собой альбом для эскизов предложил лорд Рэндольф. Все то время, пока она рисовала, он спокойно сидел, куря свою трубу – человек с даром неподвижности. Для богатых туристов это было обычным поведением – нанять художника, который бы нарисовал то, что они видели. Поэтому Элизабет втайне решила подарить лорду Рэндольфу свой набор рисунков, когда они будут прощаться. Возможно, смотря на них, он кроме Неаполя вспомнит и о ней.
Находясь с ним наедине и используя свой навык скрытого наблюдения, приобретенный за годы работы гувернанткой, она запоминала его черты: угол бровей, под которым они выгибались, когда он удивлялся, блеск зимнего солнца в его волосах темного золота и множество других мелких деталей.
По вечерам, уединяясь в своем
В качестве спутника лорд Рэндольф всегда был вдумчивым и безупречно вежливым. Элизабет знала, что ему нравится ее компания, но она также понимала, что он едва ли обращал на нее внимание, как на женщину. Он приехал в Италию, поскольку разочаровался в любви? Трудно представить себе женщину, которая бы от него отказалась. Но ей не суждено узнать правду. Хотя их беседа обычно текла непринужденно и остроумно, они всегда разговаривали только на те темы, которые не затрагивали их лично. Ее спутник хранил свою личную жизнь при себе так же, как и Элизабет.
Первые несколько дней, которые они провели вместе, она была в состоянии сохранять определенную беспристрастность, несмотря на растущее увлечение лордом Рэндольфом. Но в тот день, когда они посетили Флегрейские поля, эта беспристрастность растаяла, и она слепо, беспомощно, безвозвратно в него влюбилась.
Местный гид вместе с ними привел в кратер с полдюжины туристов и устроил им представление как часть своего тура. Он пронес горящий факел над кипящим грязевым куполом. Немедленно пар, поднимающийся над грязью, вспыхнул так ярко, словно собирался взорваться. Несмотря на то, что Элизабет видела это и раньше, она все же вздрогнула, отодвинувшись подальше.
Лорд Рэндольф успокаивающе коснулся ее локтя.
– Это – всего лишь иллюзия, не так ли?
Она кивнула.
– Да, фумарол на самом деле не горит, но всякий раз, когда я это вижу, то не могу сдержать чувство, что спящий вулкан вот-вот проснется и набросится на нахальных людей, посмевших нарушить его покой.
Бросив факел в фумарол, гид топнул ногой, и глубокое, зловещее эхо прокатилось где-то под их ногами через всю гору. После чего гид, наконец, увел свою группу.
Решив, что с них довольно представлений, Элизабет и ее спутник пошли в противоположном от группы направлении.
– Какое интересное место, – заметил лорд Рэндольф, как только они углубились в парящие фумаролы. Густой едкий запах серы висел над бесплодной белой почвой. – Скорее похоже на один из внешних кругов ада.
– Сольфатара – место, которое должен посетить каждый, приезжающий в Неаполь, но я его не люблю. – Элизабет махнула рукой, указывая на окружающий их бесплодный кратер. – Когда я сюда приезжаю, мне всегда кажется, что это – самое уединенное, самое пустынное на земле место.
– Нет, – тихо произнес ее спутник, его голос был столь же суров, как та мертвая земля, что лежала у них под ногами. – Самое одинокое место на земле – неудачный брак.
Вот тогда хрупкие остатки ее беспристрастности разбились вдребезги, поскольку именно в этот самый миг Элизабет начала понимать Рэндольфа. Для нее не было шоком, что он оказался женатым человеком; она никогда не понимала, почему у человека, столь привлекательного и любезного, не было жены. И при этом она не чувствовала себя преданной из-за того, что до этого момента он ни словом не обмолвился о своей жене, поскольку всегда знала, что между ним и ею не может возникнуть ничего иного, кроме мимолетной дружбы.
Что Элизабет действительно чувствовала, так это то, что ее затопило безбрежное море любви и нежности, прорвавшееся сквозь все ее заслоны.
Было неимоверно трагичным то обстоятельство, что человек настолько добрый и порядочный оказался так несчастлив, что одиночество погнало его прочь из родного дома.
В ней зародилось нечто большее, чем нежность, она почувствовала в нем родственную душу. Не отдавая себе отчета, она импульсивно произнесла:
– Вы не должны сдаваться.
– Сдаваться кому? – переспросил он, повернувшись к ней лицом, его синевато-серые глаза накрыла тень тоски.
– Поддаваться одиночеству, – она запиналась, смущенная своей собственной дерзостью. – Признание этого означает начало игры с дьяволом, начало потери вашей души.
Под его серьезным пристальным взглядом она почувствовала, как горячий жар залил ее щеки. Она отвела взгляд, горько пожалев, что нарушила границы их дружбы, практически признавшись, как близко ей его чувство одиночества.
Он тихо произнес:
– Если вы играли с дьяволом одиночества и сумели сберечь свою душу, то познали мудрость в этой борьбе.
Элизабет глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, благодарная ему за то, что он простил ей ее ошибку.
– Мне кажется, что я слышу зов нашего гида. Пойдемте, пора возвращаться, пока он не решил, что мы упали в грязевой кратер.
***
ВИА ТОЛЕДО, как утверждали, – самая веселая и самая многолюдная улица в мире, однако Рэндольф, прогуливаясь по залитому фонарями ночному городу, почти не обращал внимания на жизнерадостные толпы, циркулирующие вокруг него. Он шел пешком уже много часов, его мысли были заняты тревожной, но глубоко привлекательной идеей.
Ему нравилась компания Элизабет Уокер с того самого момента, как они встретились, но он считал ее совершенно самостоятельной и довольной своей жизнью женщиной. Это мнение полностью изменилось нынче днем, когда они посещали кратер под названием Сольфатара. На какую-то минуту он ослабил свою защиту, но вместо того, чтобы проигнорировать данное обстоятельство или начать его презирать, Элизабет сделала то же самое. Она раскрылась перед ним, обратившись к нему и выдав одиночество столь же глубокое, как и его собственное. Смесь теплоты, великодушия и уязвимости, исходившая от нее, была настолько мощной, что он еле сдержался и не сказал ей там же, немедленно, что, если бы им удалось соединить их жизни, они могли бы изгнать это жуткое одиночество из своих жизней.
Но он промолчал, слишком скептичный, слишком осторожный, чтобы вот так, импульсивно, предложить ей выйти за него замуж. Но с тех пор эта идея укрепилась, и теперь его мучил только один вопрос, какой же женой может стать Элизабет. И чем дольше он об этом думал, тем больше приходил к заключению, что его первое впечатление о ней было верным. Она могла бы стать превосходной женой.
Он криво усмехнулся, вспоминая утверждение Сэмюэля Джонсона[26]: «Второй брак – это победа надежды над жизненным опытом». Рэндольф думал, что его опыт навсегда отвратил его сначала от любви, затем от брака, и он впустую растрачивал свою жизнь в полном одиночестве. И вдруг сейчас ему показалось, что видеть Элизабет Уокер, каждый день утром сидящей за столом напротив него, будет весьма приятно. Хлоя редко поднималась непосредственно к завтраку, а когда ей приходила в голову такая мысль, то она неизменно была раздражительной и ушедшей в себя.
Элизабет не была красавицей, но одной единственной красавицы ему хватило на всю его жизнь. И этот тяжелый опыт научил Рэндольфа, что юмор, честность и терпимое отношение друг к другу гораздо важнее в браке. И все же ее вовсе нельзя было назвать непривлекательной. Несмотря на то, что ее лицо было ничем непримечательно, оно все же было весьма выразительным, в чем и заключалось ее очарование. Он находил искреннее удовольствие в мягкой грации ее стройного тела, а озорной порыв ветра открыл ему, что ее длинные стройные ножки были и в самом деле восхитительны.
Почувствовав, что ему хочется есть, он зашел в маленькое кафе. Его владелец в достаточной мере мог изъясняться по-французски, чтобы принять у него заказ, но недостаточно, чтобы поддержать беседу. Потому он оставил Рэндольфа и дальше продолжать свои размышления за бутылкой вина и
То, что имело значение, – это дружба, а они за очень короткое время стали хорошими друзьями. Рэндольф знал, что большинство людей посчитает, что он поступил опрометчиво, заключив брак с женщиной, которую знал всего одну неделю. Но за это время они так много времени провели вместе, что этого было ему достаточно, чтобы почувствовать, будто он знает ее лучше, чем любую другую женщину, не вполне ему безразличную.
Он считал, что шансы на то, что она примет его предложение – весьма и весьма высоки. Казалось, ей тоже нравится его общество; к тому же он вполне респектабельный мужчина, а его состояние предоставит ей время и деньги, чтобы начать по-настоящему рисовать. Да, брак между ними мог бы стать
