должен сохранять хладнокровие. Причем чем критичнее ситуация, тем лучше, если все летит в тартарары и маржин-колл [111] светит тебе ярким светом ртутной лампы, тем больше требуется хладнокровие. Тот, кто при виде большого, белого и пушистого… медведя[112] впадает в ступор, на бирже не выживает…
Винтарь, только что пристрелянный и со свежим магазином, был у меня под рукой, правой, на боку. А впереди у расстрелянной из гранатомета машины рванул бак. Кстати, рванул он не так, как показывают в кино, – столбы пламени и машина метра на два подлетела – нет, просто хлопок и пламя, охватившее заднюю часть машины и лижущее борта. Но машина горела, и горела хорошо, и, должно быть, от пошедшего с горящих покрышек дыма видно меня хреново…
В ноль на шестьсот тридцать метров.
Фронтальная позиция противника была видна – чего ее искать, я видел, как оттуда стреляли из гранатомета. В прицеле через дымную муть на увеличении в двадцать пять крат (знаю, прицел на таком увеличении только так дергается, но выхода другого не было, а работать на таком увеличении я умею) был виден снайпер с какой-то полуавтоматической крупнокалиберной снайперской винтовкой, и рядом еще один стрелок, заряжающий гранатомет.
Аллаху акбар.
Я выстрелил и попал с первого раза, увидел, как от головы снайпера отлетело что-то вроде черепка от горшка, он упал в окоп, а винтовка теперь смотрела стволом вверх. Я чуть двинул ствол и поймал гранатометчика в тот момент, когда тот готовился выстрелить. Выстрелили мы одновременно – я увидел выхлоп, и тут же он упал назад и пропал из поля зрения. Если и притворился, то притворился талантливо, молодец…
Не желая испытывать судьбу еще раз, я ломанулся назад, за остановленную линию машин. Там месиво, бородач, сидевший на земле (штанина буквально промокла от крови), вскинул автомат, но, опознав, опустил. Месиво – жесть, похоже, на минах подорвались. Странно, но я почему-то не подумал, что я могу сейчас ходить по минному полю. Бросился назад, увидел Али – у него вся борода была залита кровью, но он командовал.
– Я залягу дальше! – проорал я. – там! Понял? Там!
Я показал ему зачем-то снайперскую винтовку, не знаю, понял он или нет, но я побежал делать то, что озвучил…
Из более чем девяноста человек уцелело пятьдесят восемь. И три машины из девяти. После того как раненых отправили обратно, у нас осталось восемнадцать человек и ноль машин.
Вот как-то так.
Мы отошли назад – там, на полпути между кишлаком и тем местом, где на нас напали, было сухое русло вади. Там мы и остановились…
Али получил осколочное в голову, но прошло только по касательной – насколько я мог понимать, стесало кусок кожи. Сильно повезло. Выглядел он каким-то пришибленным, и немудрено – разделали под орех. Да еще брата до этого потерял.
И тут я понял, что… скорее всего, придется мне брать все на себя. Как бы дико это ни звучало. Судя по мордасам этих бородачей, они готовы устроить своему амиру самосуд за то, что подставил их. Степень вины их не интересует. Раз столько трупешников, значит, кто-то должен за это ответить. Али старший – Али ответит.
А меня это касается ровно в той степени, что если Али замочат, то следом, скорее всего, замочат и меня. Почему? А потому что у меня нет такого красивого, крючком носа, глаз навыкате, и бороды такой красивой нет – моей бороде две недели. Замочат, потому что отец Али сказал, что я гость, а вот этим архаровцам никто такого не говорил. И момент подходящий – потом скажут, что меня вражьей пулей уконтрапупило. Или скажут, что я шпион и подвел колонну под разгром. Разбираться никто не будет, кяфир он и есть кяфир.
И второе. У меня, похоже, появился шанс расплатиться сполна – отец Али спас меня, а я, возможно, спасу его сына от самосуда. И мы будем в расчете.
– Кто-то говорит по-русски? – спросил я. Спросил по-русски, потому что русский язык здесь не воспринимается так остро, как английский. Как воспринимается английский? А как, думаете, он будет восприниматься после антитеррористической кампании НАТО с использованием ударных дронов?
Покачали головой.
– Тогда я буду говорить по-английски. Первое: если подойдут оттуда, – я показал, откуда, – то положат нас одной очередью.
Один из боевиков с пулеметом РПК после заминки встал и направился на пост.
– Второе. У вас нет никакого основания доверять мне. Но и от того, что вы мне расскажете, плохого не будет. Кто-то думает, что я предатель и навел врагов на колонну?
Помолчали. Потом один из бородачей покачал головой:
– Я видел, ты стрелял в них.
Вообще-то стрелять можно по-разному. Но я промолчал.
– Я убил двоих. Одного со снайперской винтовкой, большой, одного с гранатометом. Я увидел их в прицел и убил. Кто-то сомневается в моих словах?
Помолчали. Потом один отрицательно покачал головой.
