Войска переходят на его сторону.
Париж взбудоражен появлением на Сене русской летательной машины. Полагают, на ней был вывезен за пределы страны свергнутый император, которого недавно похитили чуть ли не из зала суда.
Сообщение подоспело к десерту, когда буфетчики выставляли на стол мускат и коньяк. Зарин, перечитав листок, отпустил дежурного радиотелеграфиста и задумался.
— Что-то случилось, Алексей Сергеевич? — осторожно осведомился Лобанов-Ростовский. Он, на правах близкого приятеля Великого Князя, сидел рядом с командиром.
— Похоже да, голубчик. Надо бы это обсудить приватно. Вы задержитесь после обеда…
Он положил на блюдце вилку, встал, откашлялся. Намек был понят: кают-компания наполнилась стуком передвигаемых стульев и звоном столовых приборов.
Зарин вынул из кармана давешний листок.
— Кременецкий сообщает с «Адаманта»: господин Рогачев — он у «потомков» главный по науке, если кто запамятовал, — намеревается сегодня установить эту… как ее…
— Воронку Переноса? — подсказал Лобанов-Ростовский.
— Да, спасибо, голубчик. Сегодня вечером к нам прибудет вторая экспедиция. Та самая, о которой предупреждал Груздев.
Великий князь удивленно поднял брови.
— Признаться, я не понимаю… почему господа Кременецкий и Велесов не сочли нужным поставить нас в известность заранее? Согласитесь, все же нерядовое событие…
— Может, это пробное включение? — предположил поручик. — Валентин… господин Рогачев проверит установку, а по-настоящему экспедиция прибудет позднее?
За время «круиза» на Морском быке» авиатор нахватался у Велесова кое-какой терминологии.
— Возможно, возможно… И все же, я предпочел бы оказаться там. В центре, так сказать, событий.
— Вряд ли это возможно, ваше высочество. — Зарин сверился с радиограммой. — Рогачев запустит свою машину в восемь пополудни. Только что пробили седьмую склянку; таким образом, у нас около четырех часов. До Евпатории… простите, до Зурбагана шестьдесят пять миль, а нам еще пары разводить. Раньше, чем часов через шесть — нечего и думать.
Николай Николаевич огорченно кивнул.
— Что ж, будем надеяться, что это действительно пробное включение…
— Есть вариант. — чуть подумав, заявил поручик. — Если выгрузить мой «Фарман» на Графскую пристань, можно на руках перетащить его на бульвар и взлететь прямо оттуда. Своротить будку городового и спилить десяток деревьев — места хватит. В кабине вы двое поместитесь. Два часа на выгрузку и подготовку площадки, тридцать минут в воздухе — и мы на месте.
Старенький биплан занял в ангаре «Алмаза» место «Финистов». Гидросамолеты оставили в Варне — оттуда, они легко доставали и до Константинополя и даже до Чаннакале, городка у западного входа в Дарданеллы. С «Фарманом» же приключилась неприятность — двигатель М-14 оказался слишком мощным для кустарной моторамы. В конструкции появились опасные вибрации, и Викториан Качинский, командир авиагруппы Особой Бригады, решил не дразнить гусей, а отправить дефектный аппарат в Севастополь, на ремонт.
К счастью, повреждения оказались не так уж и велики. Мотораму привели в порядок еще во время перехода из Варны», прямо на борту крейсера, и теперь Лобанов-Ростовский мог без всяких опасений поднимать в воздух даже таких важных персон.
— А что, Костя, хорошая мысль! — оживился Великий Князь. — если, конечно, господин контр-адмирал не возражает.
— Отчего же? А вот городские власти — позволят ли уродовать бульвар?
— О чем вы, Алексей Сергеич? Я Ключникову пошлю записку — увидите, он сам выведет матросиков деревья пилить!
Капитан первого ранга Ключников занимал должность начальника Севастопольского порта. В отсутствие Корнилова все власть в городе была в его руках.
— Ну раз так — давайте попробуем. Перекинем аппарат на берег прямо с борта. Если получится — час на этом сэкономим, не меньше. А вы, Реймонд Федорыч, отправляйтесь на берег. Укажите, что там пилить да ломать. А то нашим ореликам дай только расстараться, они там все по камешку разнесут!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
