пата и мягко устремилась на своих ножках к ведру с помоями.
— Это все случайно, — уверяла Эрита, подступая вплотную. — Нас обстоятельства заставили. Ты сильно сдавил мне шею, я была не в себе. Как в обмороке.
— Неправда, я не сильно. Ты сама…
— Замолчи. — Она закрыла его рот своим, и они остались так стоять, хотя рядом пата лезла в ведро и уже звучно чавкала. В приоткрытую дверь молча глядели из комнаты Хайта и Лисси.
— Ваше Высочество, — наконец промолвила дочь Бертона сквозь зубы, — нам пора идти.
Поезд Красного царя был еще далеко от Руэна, а в столице и вокруг нее творилось нечто тревожное и смутное.
На литургии помин-дня в кафедральном соборе и церквах ниже рангом звучали возбуждающие проповеди о ереси и колдовстве, что процветают в Красной половине и навлекают на Мир черное возмездие с небес.
Утренние газеты пестрели кричащими статьями, в которых ясно говорилось: «темные звезды» летят на зов дьявольской волшбы и падают там, где греховный мрак сгустился гуще ночи.
Самые беспардонные газетки прямо обвиняли Красную династию, и управление полиции отправило наряды в редакции и типографии, чтобы их закрыть за оскорбление величия.
На Парадных полях за городом расположился лагерем стрелковый полк, подчиненный принцу Цересу, а тем частям, что были расквартированы в столице, поступил приказ перейти к боевой готовности.
Утром многие заметили, как с севера стройными порядками подплывают дирижабли военно-морских сил — на выпуклых серебряных боках Молот Гнева и надпись «Имперский флот». Они пришли с островных баз, с Вейского побережья, и явились не затем, чтобы покрасоваться на торжествах в честь встречи Красного царя — один за другим дирижабли швартовались к причальным башням и высаживали морских пехотинцев.
Без перерыва мигали световые мачты, а у телеграфных станций появились патрули имперской гвардии. Носились неясные слухи, будто на станции, провода с которой идут в Делингу, была стычка синих жандармов с белой гвардией, стрельба и убийства. Туда вызывали пожарных — смывать кровь из брандспойтов, и фургоны мертвецких домов — вывозить убитых.
Иностранные посольства одну за другой слали депеши в свои государства, а посольские медиумы не снимали шлемов. Все ждали какого-нибудь заявления властей Двойной империи, но правительство хранило высокомерное молчание.
После литургии волнение достигло такой степени, что хозяева стали крест-накрест заклеивать оконные стекла бумажными полосками — так меньше риска, что домашних поранит осколками, когда начнется стрельба.
Лара объявила профессору Картерету свой позывной — Ласточка, — и в напряжении села под колпак. Жандарм пристегнул ее к креслу, поднес дозу гигаина, и учеба продолжилась. Сегодня профессор решил натаскать Лару на определение дистанции и направления.
Мерзкая вытяжка пьянь-травы жглась в желудке, но чувства от нее обострились, и Лара легко вышла в эфир, где блуждали все те же собеседники, что и вчера — Шельма, Ласка, Драгун и Лепесток.
Сосредоточившись, Лара вновь увидела Шельму — худая, болезненная, та сидела в шлеме, упершись локтями в стол.
