ответить, Уинтер потащил Аиду к стойке регистрации.
– Перелезай, – прошептал он, поднимая спутницу над закругленным столом. Она поспешно полезла наверх, а бутлегер аккуратно перепрыгнул и помог ей сойти с другой стороны.
В уголке обнаружилась дверь, ведущая в комнатушку с несколькими большими сейфами. Тупик.
– Можно переждать здесь? Нельзя выйти через главный вход. Федералы ведь знают тебя?
– О, они меня точно знают. И мы не пойдем через парадную дверь.
Уинтер встал на цыпочки и коснулся чего-то на деревянной панели. Часть стены отодвинулась, и он открыл расположенную за ней дверцу.
Аида глазела в темноту, пока бутлегер не щелкнул выключателем. Несколько вспомогательных лампочек осветили крутую лестницу, откуда повеяло прохладным и сырым воздухом.
– Что это такое? Подвал? – шепотом спросила Аида.
– Это тоннель под мостовой, – пояснил Уинтер, ведя ее вниз по ступенькам. – Его вырыли, когда приняли «сухой закон». Раньше «Палас-отель» соединялся стеклянным мостом со зданием напротив, пока землетрясение не сровняло ту гостиницу с землей. И кому-то пришло в голову устроить проход. Мы оставляем товар в клубе для джентльменов «Хаус оф Шилдс» [26], а гостиничный персонал прячет там спиртное и берет понемногу в случае надобности, перенося через тоннель. Поэтому федералы сегодня мало чем поживятся, как бы ни старались. Арестуют пару высокопоставленных гостей, если найдут, что им предъявить, но гостинице почти ничего не угрожает.
Они шли по узкому тускло освещенному тоннелю с кирпичными стенами, кое-где подмазанными цементом. Бутлегер едва не ударился головой о сводчатый потолок… «Той самой головой, которая была между твоих ног всего каких-то полчаса назад». Неужели Аида действительно позволила ему это провернуть?
В тусклом свете она поймала взгляд Уинтера:
– Эй.
– Эй.
– Ты в порядке? – поддразнил он.
«Боже, да».
– Если только мы не окажемся в тюрьме.
Аида услышала, как завибрировала земля под подошвами сломанных туфель, и подняла глаза.
– Машины и трамваи, – пояснил Уинтер.
– Мы под улицей?
– Да.
Как интересно. Они шли по узкому проходу бок о бок, поднимая облако пыли с цементного пола.
– И часто такое случается? – спросила Аида.
– Облавы? Да не очень. Отец рассказывал, поначалу их было много.
– Не боишься, что клиенты или сотрудники тебя сдадут, если их поймают на горячем?
– У клиентов нет документации, которая привела бы ко мне, а служащие знают, что, промолчав, заработают больше, чем если сдадут меня. Федералы один раз допрашивали моего отца в двадцать третьем году, но так и не смогли доказать его вину.
– Они следят за тобой?
– Время от времени. Я нанимаю много людей: диспетчеров, водителей грузовиков, корабельные команды, складских рабочих. С одной стороны, я имею дело с большими деньгами, что всегда привлекает внимание федералов. Но прочие бутлегеры в Сан-Франциско зарабатывают много больше меня. К тому же я не занимаюсь другими незаконными делами: игорными домами, наркотиками и тому подобным.
– Ты беспокоишься?
– Все время, – ответил Уинтер, обходя вместе с ней грязную лужу. – Но я кое-что изменил в отцовском промысле: перестал снабжать опасных клиентов, плачу налоги за рыболовство и даю взятки полицейским, чтобы они помалкивали.
Уинтер говорил бесстрастно, но Аида понимала, что он переживает: пусть полгорода считали бутлегеров сродни Робин Гуду, если нелегальный ввоз выпивки когда-нибудь накроют, Уинтер окажется за решеткой на много лет. Потеряет дом, не сможет заботиться о семье. Возможно, его покойная жена не зря волновалась: такой промысел вовсе не для слабонервных.
Однако и работенка Аиды не из легких.
Уинтер сменил тему:
– Ты же знаешь, что четыре года назад здесь скончался президент Хардинг [27]?
