спокойно сказать:
— Я вам обещал, что добыча будет поделена справедливо, каждый получит свою долю.
— А как мы узнаем, справедливо или нет, если неизвестно, сколько будет добычи?! — ехидно произнес один из командиров, одетый в старую ржавую кольчугу. Скорее всего, командует отрядом паршивых наемников, которых перестали нанимать на родине.
— Как только мы соберем и пересчитаем ее, вам сообщат, — ответил король.
— Знаем мы, как вы считаете! — насмешливо бросил командир наемников.
Судя по ухмылкам остальных, он выразил общее мнение.
— Меня король еще ни разу не обманул, — сообщил я.
— Тебя и на этот раз не обманет! — крикнул кто-то с заднего ряда.
Шутку оценили — на заросших лицах появились улыбки.
Я тоже улыбнулся, но решил надавить на них и заявил не совсем по теме, но жестко, положив правую руку на рукоять сабли:
— Если кто-то сомневается в моей честности, он может сказать это мне в лицо.
Я надеялся, что найдется смельчак. Его смерть заставит остальных послушаться меня. Эти люди понимают и уважают только силу.
Насупила пауза. Видимо, они знали обо мне больше, чем я думал. Никто не захотел умирать.
Паузу прервал король Афонсу:
— Чтобы у вас не было никаких сомнений, предлагаю от каждого отряда выделить по несколько человек. Они войдут в город, займут цитадель. Остальные будут ждать здесь. Жители принесут в цитадель все драгоценности, после чего будут выпущены из города. Когда всё будет пересчитано в присутствии представителей всех отрядов, поделим согласно договору. Такие условия вас устраивают?
— А по сколько человек? — спросил командир наемников.
Они не доверяли даже друг другу!
— Думаю, по три, — ответил король Афонсу.
— Пожалуй, так будет лучше, — сказал кто-то из задних рядов.
Остальные промолчали. На их лицах читалось: дайте нам зайти в город, а там посмотрим…
Я хотел предупредить короля Афонсу о сущности крестоносцев, о том, что их ни в коем случае нельзя впускать в город, но подумал, что он не поверит мне. Пусть учится на собственной ошибке.
Осажденные приняли условия сдачи. А что им оставалось делать?! Пока шли переговоры, я проинструктировал своих людей, валлийцев и брабантцев. Была у меня уверенность, что крестоносцы плюнут на договор. Рыцари верны слову до наступления форс-мажорных (непреодолимой силы) обстоятельств, к которым относились во вторую очередь стихийные бедствия, а в первую — материальная выгода.
Возле восточных ворот, которые должны были открыть лиссабонцы, собрались три сотни рыцарей. Я решил, что каждый из моих четырех отрядов — двух валлийских, ставших местными кавалейру и прибывших со мной, и двух брабантских, рыцарей и кавалейру, — должен иметь по три представителя. В итоге со мной было одиннадцать человек: пятеро валлийцев и шестеро брабантцев, включая рыцаря Марка. В отличие от крестоносцев, которые скоро поплывут дальше, моим людям здесь жить. Им нет смысла напрягать отношения с королем. Я им рассказал, как надо действовать при различных вариантах развития событий, чтобы не остаться без добычи, но и сильно не беспредельничать. Они, вроде бы, согласились со мной.
В город Лиссабон первым въехал король Афонсу. Он был более величественен, чем при вступлении в Сантарен. Еще пара захваченных городов — и он станет похож на настоящего короля. Следом за ним ехали архиепископ Паю Мендиш, сенешаль Родригу де Коста. Затем я и Жан де Вимьер. За мной ехал Марк с брабантцами и валлийцы, а за коммодором — тамплиеры. За ними — представители отрядов крестоносцев. Тоннель-проезд в надворотной башне только недавно освободили от земли и камней, которыми он был завален. Убрали не всё, поэтому наш отряд продвигался медленно. От ворот поднималась вверх вымощенная камнем улица, на которой могли разъехаться две повозки. По обе стороны стояли дома, прилепившиеся друг к другу и как бы образовывавшие две стены. Вдоль домов по обе стороны улицы проходили сточные канавы, закрытые плитами. Встречал такие во многих бывших римских городах. Между городскими стенами и первыми домами было свободное пространство метров двадцать шириной, которое тоже служило улицей. Вокруг было пусто. Уверен, что за нами наблюдают через зарешеченные окна, но никто не встречал радостными криками, даже христиане.
Вот тут и случилось то, что я не мог предусмотреть. Непонятно откуда появилась и кинулась ко мне старуха в черном платке, повязанном по самые седые брови. У нее было узкое лицо с крючковатым носом, под которым росли седые усы. Мне показалось, что я где-то видел ее раньше.
Старуха вцепилась в стремя и зачастила эмоционально на ломаном местном диалекте латыни:
— Сеньор, сеньор, твоя жена Латифа и сын ждут тебя! Моя госпожа приказала привести тебя! Они ждут тебя, мой сеньор!
— Какая жена? — не понял я, придержав коня.
— Твоя жена Латифа! И твой сын Али! — ответила старуха.
— Отстань, женщина, ты меня с кем-то спутала! — попробовал отогнать ее.
— Нет, я тебя хорошо помню, ты наш замок захватил… — настойчиво продолжала она.
