— В обозе, — ответил кто-то. — Будет здесь вечером.
— Ставьте мой шатер, — приказал король Стефан и добавил насмешливо: — Смелые анжуйцы и шотландцы не готовы сегодня сражаться!
— Приходится мне за них отдуваться! — также насмешливо произнес я.
— Ты сейчас кому служишь? — поинтересовался король.
— Ранульфу де Жернону и Вильгельму де Румару, — ответил я. — Герцогу Нормандии я заплатил сразу при получении сеньории щитовые деньги за десять лет вперед.
— Тоже пленными рыцарями? — спросил Вильгельм Ипрский.
— Герцог Жоффруа задолжал мне призовые за взятие Руана. Они и пошли на оплату, — ответил я.
— Значит, менее, чем через два месяца, твоя служба закончится? — продолжил спрашивать король Стефан.
— Если только никто не нападет на мои владения в Линкольншире, Беркшире и Глостершире, — многозначительно ответил я.
— Уверен, что не нападут, — пообещал король Стефан и перевел взгляд на моего скакуна: — Из Португалии привез?
— Да, — ответил я. — Если выиграю, подарю его тебе.
Что именно выиграю, говорить не стал. Король решил, что я имел в виду завтрашнее сражение, и насмешливо произнес:
— Конь, конечно, великолепный, но ради него не стоит проигрывать сражение! — Затем предложил: — Пока прибудет камерарий, перекусим и выпьем вина. Расскажешь нам, как брали Лиссабон.
— С удовольствием! — принял я предложение.
Вино подали легкое белое, довольно приличное, не смотря на то, что большую часть жизни Стефан провел в Англии, где вкус портится так же быстро, как и продукты под дождем. Привезли вино явно из южных районов Франции, испанские покрепче будут. Я постарался как можно живописнее рассказать о взятии Сантарена и Лиссабона, о неудаче под Алкасером и захвате Эстремоса. Описал вооружение и доспехи мавров, их манеру сражаться. Особенно всех заинтересовала традиция поединков перед боем. Ведь это такая возможность отличиться!
Когда они обсуждали эти поединки, Вильгельм Ипрский, граф Кентский, сидевший рядом со мной, произнес с горькой усмешкой:
— А ведь я мог убить тебя тогда, под Линкольном…
— А я не стал убивать тебя, когда расправился с твоей засадой, — сказал я. — Пока есть ты, буду нужен я, и наоборот. Нас обоих эта война сделала богатыми и знатными.
Вильгельм Ипрский гмыкнул, обдумав мои слова, и сделал вывод:
— Получается, что теперь наши интересы должны совпадать: надо закончить эту войну побыстрее.
— Действительно, совпадают, — согласился я. — Без поддержки Нормандии Генрих Короткий Плащ вряд ли здесь чего-либо добьется, а нормандские бароны, насколько я знаю, не собираются вмешиваться в нашу войну. Так что он в Англии надолго не задержится.
— Особенно, если завтра будет разбит, — предположил граф Вильгельм.
— Даже, если он завтра разбит не будет, — предположил я.
Камерарий прибыл, когда солнце уже село. Он быстро достал из большого сундука, окованного железом и снабженного большим висячим замком, мешочки с серебром и отвесил семьдесят фунтов. Монеты ссыпали в кожаный мешок. Получилась довольно увесистая поклажа. Умфра и Джон погрузили мешок на круп коня моего оруженосца Николаса, надежно принайтовали к седлу морскими узлами. Рыцари короля, наблюдавшие за этой процедурой, прикидывали, на сколько лет привольной жизни хватило бы им этих денег? В их глазах горел такой огонь алчности, что я порадовался, что сейчас они не осмелятся напасть.
— Выкупленные рыцари прибудут к вам завтра утром, — пообещал я.
До леса мы ехали не спеша, демонстрируя готовность к завтрашней битве, но как только скрылись за деревьями, сразу пришпорили коней. Захваченным в плен рыцарям я сообщил приятную новость, что они свободны. Договорился с ними, что к королю пойдут, когда рассветет.
— В темноте по ошибке могут пристрелить, — предупредил я, — а меня обвинят в том, что не сдержал слово.
— Так и сделаем, — пообещал Осберн.
— Отведешь моего коня королю Стефану, — приказал я. — Скажешь, что я выиграл.
— Что выиграл? — спросил он.
— Время, — ответил я.
Рыцарь не понял, что я имел в виду, поэтому перевел разговор на более интересующую его тему:
— Нам тут Тибо рассказал про Португалию. Правда, что Марк теперь имеет несколько маноров?
— Правда, — ответил я. — И не только маноры, но и большой дом в центре Лиссабона, несколько наложниц, арабских скакунов и столько золота и серебра, сколько он здесь за всю свою жизнь не видел.
— Ты смотри! — удивился Осберн. — А я помню, как у нас на двоих одна вьючная лошадь была!
— Отправился бы с ним в Португалию, тоже имел бы много чего, — подзадорил я.
