словно внутри нее прорвало некую дамбу, и история с рёвом, отчаянно рвалась наружу.
На пятую неделю провиант закончился, и команда решила, что все будут тянуть жребий. Они разорвали на клочки кусок паруса, положили их в чью-то шляпу, по клочку на каждого из выживших. Черная метка означала смерть. Иначе говоря, вытянувший несчастливый жребий должен был умереть.
Когда метка выпала Фаре, они сразу же съели ее сердце и печень. Мяса им хватило на два дня, а после этого им оставалось только обгладывать кости.
Через полторы недели смерть принял Уэксли. На нем они протянули еще двенадцать дней, после чего пришла пора вновь тянуть жребий.
И так продолжался этот ужас. Один должен был умереть, чтобы остальные жили. Чтобы выжить, приходится делать такое, что в иных обстоятельствах ты никогда бы не сделал. И ты делаешь это, чтобы протянуть неделю, еще одну, потом еще…
– Я нисколько не сожалею о том, что мы сделали, – сказала Кэт. – Мне только жаль, что я вообще повела моих людей туда. Но я так боялась Западных морей после того, как они забрали у меня отца, что не могла вернуться. Если бы я так не боялась, мои люди были бы живы. И, может быть, мы первыми пересекли бы зону Вечных льдов и увидели, что лежит по ту сторону.
– Не думаю, что ваши матросы в чем-то вас обвиняют, – сказал Рид. – Они же сами выбирали, идти с вами или нет.
Впервые за все время капитан посмотрел на Микса, который помрачнел под его взглядом.
– Вопрос в том, насколько они свободны в своем выборе, – сказала Кэт. – Это же наши люди.
Она всё слабела и слабела, и продолжение разговора требовало от нее всё бoльших усилий. Но воспоминания кипели в ней – они не позволяли ей замолчать, пока история не кончилась.
Итак, в конце концов осталось только двое – сама капитан и Хэри. Они тянули жребий на равных, но черная метка выпала ему. Настала его пора. На семидесятый день после кораблекрушения Хэри должен был умереть.
Но потом появилась «Река Веры» и смерть отступила от матроса.
– Погибли сорок моих людей, – сказала Кэт. – Выжили только мы двое. Сорок человек… Сорок…
Ее иссохшее тело съежилось, плечи ушли в грудь, руки повисли. Похоже было, что, рассказывая, она с каждым словом по капле отдавала
