– Ты чудо. – Лэрдис подобрала веер. – А то… эти письма… нытье… надуманные поводы для встреч. Если бы ты знал, как утомительны порой бывают расставания.
Она ушла, прикрыв за собой дверь, оставив томный запах лаванды и собственного тела, привкус винной горечи на языке и болезненно стучащее сердце. Лэрдис всегда уходила первой. Женщина в темном плаще, капюшон которого столь глубок, что скрывает лицо. И веер-маска дополняет образ.
Женщина-тайна.
И призрак. Призраки – частые гости в этом районе.
Брокк, присев на софу, закрыл глаза. Он слышал нервное дрожание пружин в каминных часах и дребезжание тележки за окном, колокольчик и гулкий голос, которым мясник сзывал клиентов… вой кошек, что тянулись за тележкой четвероногой свитой.
До него долетали запахи.
И пальцы правой руки гладили жесткую габардиновую обивку, пальцы же левой ослепли.
Верно. Железо не способно чувствовать.
– Господин? – Брокк очнулся, лишь увидев хозяйку квартиры, женщину с длинным восковым лицом, на котором застыло безразличное выражение. – Вам плохо?
– Нет.
Надо встать. Попрощаться. Уйти.
– Возьмите. – Женщина протянула стакан, и Брокк взял. Опрокинул, не почувствовав вкуса.
– Я найду экипаж, – сказала хозяйка, и во взгляде ее мелькнула жалость.
– Постойте.
Черное вдовье платье, которое несколько оживляет белый воротничок. Седые волосы, зачесанные гладко. И пара поминальных колец на пальцах.
– Вам ведь не в первый раз приходится…
Что?
Утешать? Сочувствовать?
Выпроваживать из квартиры, дабы навести в ней порядок, подготавливая к приходу нового гостя?
– Не в первый, – кивнула женщина. – И… если вы позволите совет, то… забудьте о ней.
Брокк был бы рад.
– Напейтесь. Главное, чтобы не в одиночестве. И завтра, как протрезвеете, найдите себе другую женщину. – Она вынула стакан из его пальцев и поставила на столик, между пудрой и румянами. – Клин клином вышибают. Так вам найти экипаж?
– Нет, спасибо.
Он встал.
– Лэрдис здесь не появится. Во всяком случае, в ближайшее время. – Женщина сказала это в спину.
– Зачем мне это знать?
– Чтобы не возвращаться.
Брокк не собирался? Или все-таки…
– И пожалуйста, – женщина следовала за ним тенью, – не совершайте глупостей. Если она решила с вами расстаться, то решения не изменит. Поверьте.
Вина в бокале не осталось. И память, истощившись, отпустила Брокка. Горько-сладкий вечер с мыслями, которых не должно бы быть. Он поднялся за бутылкой.
Пить?
Исключительно ради послевкусия, земляника и лето.
Лето и земляника.
Девочка его желтоглазая, то ли награда, то ли наказание. И что с ней делать? Остаться друзьями? И тогда у Брокка будет шанс, что его не вычеркнут из жизни, когда отпадет в нем нужда.
Да, сейчас он нужен. И будет нужен еще год… или два… а дальше что?
Вино в бутылке сменило вкус, быть может, ему не хватило малости – ее тепла. Она так забавно держала бокал в лодочке ладоней, грела, нюхала и не решалась попробовать. И смотрела на Брокка с надеждой. И немного, вначале, со страхом. Но страх ушел, а надежда осталась.
Вот только Брокк вряд ли способен ее оправдать.
Или права Дита, и он просто-напросто боится? Это тоже, конечно. Самому себе не стоит лгать, но столь ли силен его страх, чтобы отказаться от попытки…
– Шансов нет, – сказал Брокк, пытаясь зацепиться за звук собственного голоса. И рассмеялся, до того неуверенно прозвучало.
