– Что ценного было в саквояже?
– Мраморные трюфели.
– Что?
– Мраморные трюфели, – повторила она спокойно. – Пять штук. Это самая большая партия, с которой Грент когда-либо имел дело.
О мраморных трюфелях Кейрен лишь слышал.
– И за эту партию получен аванс, причем немалый. Я способна его вернуть, но… вы же понимаете, что деловая репутация пострадает. Наши клиенты – очень состоятельные люди…
Кейрен понял. Кто еще позволит себе выкинуть пятьсот фунтов за унцию редкого гриба, который растет за Перевалом. Пять сотен – до войны. А теперь сколько? И подумать страшно. Поэтому барышня и не боится, что лавку прикроют.
– Он занимался контрабандой?
– Поставлял редкости, – аккуратно поправили Кейрена. – В городе есть немало тех, кто… интересуется редкими предметами. У Грента были хорошие связи.
– И они отойдут вам.
Она помрачнела.
– Надеюсь, но… вы же понимаете, насколько сложно с агентами. Я знаю далеко не всех, но даже те, кто мне известен, могут не захотеть иметь со мной дело. Но я не думаю, что мои проблемы вас волнуют.
Ничуть. Во всей этой истории Кейрена волновало иное.
– Он часто отлучался?
– Да.
– И вы не знали куда?
Барышня вздохнула:
– Иногда знала… чаще – нет.
– А сегодня?
– Вчера. Вечером. Он сказал, что с ним связался агент. Партия прибыла в город, и Грент собирался встретиться с ним.
– При нем были деньги?
– Десять тысяч фунтов. – Видя смятение Кейрена, барышня спокойно добавила: – Стоимость партии – около пятидесяти… мраморные трюфели – редчайший деликатес. И все-таки, могу я взглянуть на его вещи?
Почему бы и нет, вдруг да обнаружатся эти драгоценные в прямом смысле слова трюфели. А если нет, то… Кейрен добавит этот факт в копилку.
– Скажите, – ему все-таки удалось избавиться от навязчивого аромата приправ, – у него болели зубы?
– Откуда вы… да. – Барышня набросила на волосы капюшон. Из-под салопа появился внушительный ключ. – К сожалению, его детство прошло в не самых лучших условиях, и он вечно мучился зубами… несколько пришлось удалить. А если вам нужна еще какая примета, то, пожалуйста, на левой щиколотке Грента имелся крестообразный шрам.
– Вы хорошо его знали.
– Очень, – ничуть не смутившись, ответила барышня.
Шрам наличествовал. А вот саквояж был пуст, и барышня долго, тщательно его обнюхивала, а потом ткнула Кейрену в лицо, велев:
– Нюхайте. Чем пахнет?
– Паленой кожей. Мылом… пеплом… деревом…
Саквояж был пуст, не считая старенького несессера с весьма обыкновенным содержимым, которое почти не пострадало в огне.
– Именно. – Барышня нахмурилась. – Мраморные трюфели при жарке выделяют масло с очень характерным ароматом…
Что бы ни произошло с Грентом, но на старую фабрику он пришел с пустым саквояжем. Почему?
От вопросов начинала болеть голова.
Ничего. Как-нибудь…
…и чтобы не возвращаться домой, – матушка, конечно, будет недовольна, но сегодня Кейрен не был настроен на разговоры о своем будущем, в которых читалась завуалированная просьба бросить службу – он отправился в управление.
Поздно. И дежурный констебль дремлет за стойкой.
Изнутри здание кажется огромным, каждый звук рождает эхо, и Кейрен, которого это эхо по непонятной причине раздражает, к собственному кабинету крадется едва ли не на цыпочках. Самому смешно, но…
В кабинете есть диван, и свежий костюм висит в шкафу, где-то и плед имеется.
И вниз спуститься можно бы.
