Бомба.
Звено к звену выстраивали цепь.
Взрыв, который сметает старые склады вместе с грузом и охраной.
Исполнитель и…
…виновный.
– Проклятье! – Кейрен уперся ладонями в ржавые прутья и рванул. Прутья не пошевелились. Цепь за прошедший час не успела проржаветь настолько, чтобы рассыпаться прахом. А замок и вовсе выглядел надежней прежнего.
И Кейрен, дернув его, плюнул.
Девчонка вряд ли сама понимает, во что ввязалась. Ее сдадут, чтобы успокоить общественность и полицию, но не живой. Живая, она слишком много знает и вряд ли станет молчать. А следовательно, где-то там, наверху, бестолковую девицу поджидал кто-то, кого она считала своим.
И в подтверждение слов потолок содрогнулся, обрушив на Кейрена дождь из щебенки. Там, наверху, в городе, который уже мыслился далеким, снова произошел взрыв.
Глава 11
В город Таннис выбралась коротким путем и, поднявшись с колен, кое-как отряхнулась. Светало. Свежий ветерок растрепал волосы, пробрался под влажный свитер, вытянул остатки тепла. Ну хоть дождя нет, все радость.
А тихо. Спокойно. Пустырь. Старая пожарная колокольня, уже полсотни лет как заброшенная. По странной прихоти судьбы разрушена она была пожаром. Огонь сожрал деревянные перекрытия, обрушил крышу, но оставил стены. И каждый год из диких местных мальчишек находился тот, кто забирался на самый верх колокольни…
У Таннис когда-то тоже получилось. Она до сих пор помнит и скользкие шатающиеся камни под руками, и страх, когда пальцы того и гляди соскользнут, землю, которая казалась такой далекой, пацанов, что свистели и кричали, подбадривая. А главное – вершину и ветер с реки, седой туман, растянувшийся вдоль берега этаким покрывалом, холод и жар. Ощущение небывалой, неодолимой высоты… разве может быть в жизни что– то лучше?
Тряхнув головой, Таннис велела себе думать о будущем. Например, о том, что соврать мамаше…
К дому она вышла, когда раздался второй гудок, на сей раз донесся он от заводских ворот. И значит, на смену свою Таннис опоздала. Она поморщилась, представив, что ей предстоит выслушать от старшего по цеху, но тут же рассмеялась: не предстоит!
Все закончилось!
И ранние подъемы, особенно тяжелые зимой, когда за окном темень, а на подоконнике – ледяная шуба. Мамашино брюзжание, что Таннис вновь тратит свечи попусту. И отсыревший за ночь, холодный хлеб, который приходится запивать холодной же водой.
Горячее будет вечером.
Дорога. Толпа у заводских ворот. Сонная охрана. И крысеныш Тейлор, что вьется, щиплет за задницу да томно закатывает глаза, намекая, что, будь Таннис посговорчивей, нашел бы для нее работенку иную, чистую. Не будет его, и тайной мечты свернуть уродцу нос, и отупляющей выматывающей работы, когда к концу смены остается одно-единственное желание – доползти до постели…
Таннис подставила лицо солнцу. Все переменится. Сегодня она соберет вещички… или даже собирать не станет, купит себе новые, поприличней. Попрощается с мамашей, которая, конечно, станет орать, а потом сядет рядом, обнимет и заплачет… что ей сказать?
Что любовник Таннис уезжает и с собой зовет.
Обещает устроить.
И денег дал. Да, мамаша увидит деньги и поверит в то, что этот ее любовник – человек порядочный. Правда, потом к ней явится Кейрен со своими вопросами, но… мамаша же не виновата, не знала она ничего про то, во что Таннис ввязалась, а значит, ничего ей не грозит.
…да и она сама уедет.
Таннис соврет про того же любовника, который и о мамаше позаботился.
Выстраивая мысленно будущую свою жизнь, легкую, безмятежную, она добралась до дома и с легкостью взбежала по лестнице. Дверь была открыта.
– Явилась! – Мамаша встала на пороге, уперев кулаки в бока. – И ночи не прошло! Где шлялась?
Она хлестанула тем же вчерашним полотенцем по лицу, но Таннис успела руку подставить.
– Ма, прекрати, – укоряюще сказала Таннис и на всякий случай отступила в коридор.
– Прекратить?
Захлопали двери, и раздался полусонный голос Стеллы:
– Заткнитесь обе! Задолбали!
Небось только-только явилась со своей смены. Работала Стелла отнюдь не на заводе, но, по ее же словам, за ночь выматывалась немерено. Молодая была, хорошенькая, и клиент шел охотно…
