Икс слышал его дыхание.
Он не мог допустить, чтобы кто-то наткнулся на ту сцену, которая вот-вот разыграется на озере. Он заставил себя отвести взгляд от Зои. Он обернулся к деревьям и увидел промелькнувшее в ветвях ели золото. Это действительно золото или игра света?
Злясь на помеху, Икс зашагал обратно по тропе. Деревья, мимо которых он протискивался, взрывались снегом. Кто бы это ни был, он запугает его и обратит в бегство. Это будет нетрудно. Он сознавал, каким мрачным и злобным выглядит сейчас: с диким взглядом и струящимися за спиной волосами, неровными, словно языки пламени.
Золотой блеск был примерно в двухстах шагах дальше, и по-прежнему его заслоняли деревья. Икс надвигался на незваного гостя. Кто бы это ни был, он наверняка повернется и убежит еще до того, как Икс приблизится.
Однако произошло нечто странное. Силуэт не стал отступать, а двинулся навстречу ему, мчась по снегу.
Охота шла на самого Икса.
Запыхавшаяся, разъяренная, выпаливающая какие-то слова – к нему спешила Рвач.
– Повелители идут! – крикнула она. – Я пришла тебя предупредить.
Икс был так потрясен ее появлением, что онемел. Рвач выждала несколько мгновений, а потом продолжила еще громче.
– Лишился дара речи, да? – вопросила она. – Ты должен сделать то, ради чего тебя послали. Ты слишком долго прохлаждался со своей возлюбленной. Твой характер должен быть жестким! Разве ты не знаешь, как повелители за тобой наблюдают? Разве ты не знаешь, что твоя наглость довела их до кипения? Я их планов не знаю, но они наверняка выпустят на свободу все силы ада, если ты снова их предашь!
Она наконец замолчала. На ней были только черные сапоги и ее золотистое платье, которое на снегу походило на елочное украшение. Ее давние охотничьи татуировки просвечивали сквозь кружевные рукава.
– Как ты здесь оказалась? – спросил Икс.
– Что за вопросы?! – возмущенно отозвалась Рвач. – Регент друг тебе, а я дружу с этим мерзким русским. Если хочешь знать, мне пришлось пообещать ему поцелуй, чего я тебе никогда не прощу. Я никого не целовала уже сто восемьдесят лет и надеялась на что-то получше этого приза!
Она взяла Икса за локоть.
Она развернула его обратно к Зоиному отцу.
– Идем, – сказала она. – Давай найдем эту душу, которую нужно забрать. Я сама передавлю ему горло, если ты не можешь.
Икс уперся.
– Я сделаю то, что нужно, – запротестовал он. – А тебе надо вернуться в Низины, пока твоего отсутствия не заметили.
– Не собираюсь, – заявила она. – Не уйду, пока дело не сделано.
– Я настаиваю, Рвач, – не отступал он. – Ты и без того подвергла себя опасности ради меня.
– И сделала это с радостью, глупый ты мальчик! – объяснила она. – Мне так и так гнить там вечно. Мне будет приятно вспомнить те считаные разы, когда я пыталась быть доброй.
Икс уступил – с радостью. Хотя трясучка по-прежнему билась в нем, Рвач помогла ему почувствовать себя сильнее и увереннее.
Они прошли через оставшиеся деревья. Рвач завороженно смотрела по сторонам. Она жадно запечатлевала в памяти громадные сосны, кусочки неба, снежинки, плывшие вниз, словно пылинки в солнечном луче. Она в последний раз забирала душу уже много лет назад. Она не была в Верхнем мире несколько десятков лет.
Они остановились на вершине холма и посмотрели вниз, на две напряженные фигуры. Зоя как раз подошла к озеру.
– Это твоя ляпающая девица? – уточнила Рвач.
– И ее отец, – подтвердил Икс.
Ему опять стало жутко при мысли о том, чтобы отнять душу у этого человека.
– Это наше призвание, – проговорил он, – оно никогда не приносило тебе стыда? Те, кого мы называем добычей, они же человеческие существа.
Похоже, Рвач его вопрос удивил.
– Неужели ты до сих пор считаешь их людьми? – вопросила она. – Была ли я человеком, когда размозжила череп той служанке или когда бросила ее труп остывать на улице? Была ли я человеком, когда лишила своих малышей матери? Нет, души, которые мы забираем, не имеют ничего общего с человечностью. Они – отходы, а мы – мусорщики.
Зоин отец уставился на нее так, словно она не могла быть настоящей.
Удочка выпала у него из руки и стукнулась об лед.
Зоя прошагала несколько метров, остававшихся до озера. Ее била неудержимая дрожь. Тело почти вибрировало. Она не могла это прекратить. Ей это было противно, потому что заставляло казаться слабой. Ей хотелось, чтобы отец почувствовал только ее отвращение. Ей хотелось, чтобы он понял, – еще до того, как она заговорит, – что ему ничего не сошло с рук.
Однако при виде него в ней проснулась и нежность. Она этого не ожидала. Часть ее существа рвалась броситься к нему. Это же ее отец! Он делал ей
