– А мы что, так близко? – забеспокоился Немец.
– О да, всего лишь около полутора часов ходьбы.
– Опасно.
– Отнюдь нет, место более чем уединённое – этот берег и вовсе обжит довольно слабо, а уж леса к северу от переправы… Тем более, чтобы приблизиться к столице, необходимо сперва пересечь Нади… сколь помню, наш радушный хозяин пользуется для этой цели одновёсельным бедамом?
– Сегодня в город не пойду, – сказал Дурта, машинально выкладывая на грубый деревянный стол последнюю тонкую стопку сырных лепёшек. – Завтра пойду. И, пожалуй, чернил надо прикупить… поработаю на площади, как обычно.
– В этом нет ни малейшей необходимости, – сказал принц, отстёгивая потайную застёжку на поясе, – гвардейцы Содары быстры на расправу, однако тщательный обыск пленников – о, это ниже их достоинства!..
– Городская стража бы не церемонилась, – с хорошо понятной Кави досадой заметил Дурта, рассматривая извлечённый принцем золотой. Эльф подумал и добавил к нему ещё один.
– Ого! – сказал младший. – Ну вообще!
– Это что, по местным меркам много?
– Я же лесной эльф, сударь капитан, – с улыбкой пояснил принц, – о таком богатстве не мог и мечтать… да, правду молвить, и не мечтал.
– Знаем мы, о ком ты там мечтал, – пробормотал сударь капитан, но прежде чем оба эльфа – юный и молодой – успели как следует покраснеть, запустил руку в карман и выложил на стол увесистый, круглобокий кожаный мешочек на завязках.
При соприкосновении со столешницей мешочек издал глухой, сытный, чрезвычайно убедительный металлический звук.
– У Содары спёр, – сказал человек. – Хлеба точно нет?
Часть II. Любовный напиток
Глава 7. Римский-Корсаков
– Полагаю, в этом вы тоже правы, – смущённо сказал Кави, – сколь угодно большой слиток золота не заменит сколь угодно малого кусочка хлеба. Однако так уж устроен наш мир; щедрая судьба вознесла меня на место второго лица империи – но и тогда не имел я ни достаточного понимания общественного устройства, ни возможности хоть как-либо исправить всеобщее неравенство.
Потому что ты чёртов сопляк, подумал капитан, отворачиваясь к реке. «Второе лицо империи», правильно… Люди с несравнимо меньшей властью добиваются несравнимо большего – просто потому, что добиваются; а ты – принц! – сидишь, жуёшь сопли и ноешь о какой-то там жизненной несправедливости. Да будь в тебе капля той тяги к равенству, о которой ты тут распинаешься, – уж нашёл бы и понимание, и возможности, и чёрта в ступе. Потому что невозможно видеть происходящее – и ничего по этому поводу не предпринимать. Понимаешь, эльф ты лесной? Невозможно.
– Вероятно, несправедливость заложена в самой природе нашего мира, а потому и исправить её невозможно.
– Правильно, – на редкость с простодушным видом согласился Немец, – утешай себя. Когда что-то не получается, надо сделать вид, что не очень-то и хотелось.
Кажется, на этот раз Кави подколку понял. Он гордо встряхнул порядком уже засаленными чёрными кудрями и тоже уставился на реку.
Смотри-смотри, подумал капитан, лениво пристраиваясь к наглазнику оптического прицела.
Смысла в ожидании, в общем-то, не было никакого – но других занятий уже не нашлось, а голод чувствовался весьма ощутимо. Расчихавшийся Дурта с утра умотал к город и всё никак не возвращался. Капитан запряг эльфов навести какой-никакой порядок в хижине, проследил, чтобы кони были сыты, помылся, почистил одежду, «драгунова» и пистолеты, пересчитал патроны, монеты и сонных осенних мух.
Дурты не было. Еды не было тоже. Обещанные оптимистичным эльфёнком кролики все куда-то разбежались, а ловить и есть мышей – как в горах, на боевом выходе – Немцу вусмерть не хотелось.
– Куды крестьянину податься?.. – сказал капитан. – Пойдём встречать, что ли.
Кави-младшего с собой не взяли, отрядили «охранять помещение». Эльфёнок живо вскарабкался на стоявшее неподалёку раскидистое дерево, радостно помахал из ветвей сандалией и, похоже, немедленно устроился дрыхнуть. Взрослые переглянулись и препятствовать не стали: меньше суеты.
Человек и эльф спустились к реке, но на самый берег благоразумно выходить не стали, устроились за кустарником. Предосторожность была, скорее всего, излишней – по словам принца, эта протока не считалась популярной даже спустя сорок лет, – но близость к городу капитана всё равно нервировала. За годы жизни на нелегальном положении он намертво привык любые органы государственной власти считать враждебными по умолчанию. А уж после того шороху, который они успели тут навести…
Но уголок леса, где достойный мудрец поставил свою конуру, действительно оказался тих, уныл и безлюден – потому человек с эльфом скучали, вяло спорили «за жизнь» и ждали Дурту.
– Вот он, – встрепенулся принц, стоймя поставив уши.
Немец кинул взгляд на протоку, затем в оптику осмотрел перекаты. Поверхность реки выглядела пустой, но капитан уже привык доверять эльфийскому слуху.
