Ожидание не затянулось.
– Из-за острова на стрежень… – тихонько пропел капитан, наблюдая в прицел, как тощая фигура в коричневом балахоне торопливыми резкими ударами единственного весла подгоняет к берегу небольшой ялик.
Человек и эльф видели, как Дурта спрятал лодку в остролистых местных камышах и с заметной даже отсюда натугой поволок по склону довольно объёмистый мешок. Капитан за плечо придержал заторопившегося было на помощь принца.
– Не суетись, – ответил он на невысказанный вопрос, – тащить недалеко, а бережёного…
Он и сам бы не смог объяснить причины своего беспокойства. А только что-то эдакое… какое-то неуютное чувство не давало расслабиться, царапало воображение, хотя явных причин как будто и не было.
Множество мелких наблюдений, ничтожных по отдельности примет складывались в молчаливую мозаику, и в этой мозаике что-то было очень серьёзно не так.
Что-то было не так.
Он посмотрел на Кави. Эльф неприятно поджал уши, охватил ладонью рукоять меча и вернул совершенно понимающий взгляд.
– Что-то не так, – сказал капитан.
– Да, – согласился Кави. – Это, несомненно, Дурта, но дело…
– Дело не в нём.
– Да, – сказал Кави. – Что-то не так.
Пыхтение и сиплый кашель Дурты слышались уже совсем рядом. Через минуту кусты всколыхнулись, раздвинулись и достойный мудрец, обливаясь потом, вывалился на еле заметную лесную тропинку.
– Здорово, Дурта, – сказал капитан, заходя со спины и неназойливо отбирая действительно довольно увесистый, но уж всяко не убийственно тяжёлый мешок.
– Эээ… Думья, я настаиваю. А где?..
– Здравствуй, достойный Думья.
– Скажите на милость… ну что за депутация.
Заметно было, что мудрец польщён встречей.
– Как прошло? – спросил Немец, выдвигаясь по тропинке.
– Купил всё – и шашаку, и наконечники для стрел. Десяток срезней всё-таки взял. Где юный дикарь?
– Кави-младший изволит почивать.
– Однако.
– Да ладно, пусть отоспится пацан.
– Эээ… в сущности, никакой спешки нет, я прав ли?
– Прав, Дурта, прав. А, кстати, ты что это красный такой? Мешок-то – не надорвёшься.
Достойный мудрец с силой потёр ладонями влажные раскрасневшиеся щёки.
– Эээ…
Он закашлялся, неловко переступил сандалиями и медленно, так медленно, что ни человек, ни эльф не успели ничего сообразить, завалился набок, подминая тощим телом куст каких-то диких колючек.
– Я-то не доктор, – хмуро сказал сударь капитан, – но по всему – похоже на пневмонию.
Расстроенность чувств Немца была весьма заметна. В иных обстоятельствах принц расценил бы подобные проявления как естественную человеческую заботу о единорасце, но нет, нет – капитан явно включил нового знакомца в группу лиц, которую полагал подлежащей своей ответственности. Сознавать это было нелегко – ибо принц привык считать Дурту вернейшим своим другом, а потому слегка даже и ревновал; но это и снимало с его плеч немалый груз – ибо ответственность есть тяжесть.
Сударь капитан же… казалось, тяжесть сия для него столь привычна, что сделалась и вовсе неотъемлемой частью натуры. Попробуй пройдись по земле невесомым! Немедля сдует тебя первым же беспечным ветерком; потому-то сей груз есть великое счастье – для того, кто умеет распорядиться собственной весомостью. Ибо ежели нет у тебя ответственности – то и тебя самого словно бы нет; и, напротив, чем серьёзнее твои тяготы, заботы и решения – тем больше тебя самого, тем реальнее твои плоть и дух.
Кави почувствовал, что впадает в неуместную сейчас умственную экзальтацию, и принудил себя вернуться к более насущным вопросам.
– Пневмо… – раздумчиво протянул принц, – не думаю, чтобы Дурта страдал расстройством душевного рода. Безусловно, сей достойный мудрец всегда был склонен к некоторой горячности мышления, более того…
– Воспаление лёгких, – коротко сказал капитан, – не души.
– Лихорадка? – догадался Кави. – Но ведь ещё сегодняшним утром он производил впечатление человека вполне здорового, ежели, разумеется, не
