Полковник пробарабанил пальцами по столу, по-прежнему не прикасаясь к рассыпанным кольцам.
– Ну что, знаешь, – сказал он наконец. – Если б это не ты… Придётся всё-таки проехаться.
Ехали неспешно – некуда было спешить. Все и всяческие возможности противостоять грудной чуме достигли своего окончательного предела. Разделённый на обособленные плечи лагерь умирал, но – отдадим должное решительности и целеустремлённости Лорда- Хранителя – умирал медленно, не утрачивая подобающего достоинства. Впрочем, сколь угодно великая мера достоинства пред знаком мараны не имела более существенного значения – после того, как маги наглухо закрылись в своём плече, стало ясно, что нет надежды и на их бесконечные канды.
Кави не счёл бы нужным осудить академиков – их усилий не хватало уж и на поддержание собственного благополучия. К омерзительному сладкому смраду, источаемому бездыханными телами воинов, мастеровых, лавочников, аристократов… что же; всяк живёт по-разному – но гниёт одинаково, и одинаково истлеет; итак, в сие равнообильное зловоние всё гуще вплетался теперь фетор и из плеча магов.
Принц Содара намеревался отвратить подходящее войско своего отца от переправы через Нади, но забрать из него в своё распоряжение всех ушедших в поход академиков. Даже маги красного крыла, специализирующиеся на боевой магии, могли бы немало повлиять на распространение поветрия… так надеялся Содара.
Сам Кави – о, разумеется! – возлагал надежды только лишь на возвращение сударя капитана. Колдовство Вишвы могло в известной мере сдержать развитие хвори – но никакую хворь нельзя сдерживать вечно, и любой заражённый, едва лишившись магической поддержки, немедля устремлялся к неотвратимой погибели.
Ещё день или, быть может, чуть более дня – и марана накроет весь лагерь, ибо заражению подверглось подавляющее большинство людей в нём.
Кави имел общение с городскими эльфами, которых Содара привлёк к работе в лазаретах. Соплеменники смотрели на беседчика с недоумением, – ибо одним из их круга он не был, в Нагаре сих лет наружность его, конечно, оставалась пока совершенно неизвестною; лесной же эльф не мог бы обладать подобной одеждою, манерами и свободой перемещения, – однако разговаривали охотно. Остроухие служители Вада утверждали, что из поддавшихся поветрию людей сам по себе не поправлялся никто… притом невосприимчивость к хвори, – исходя из предположения об уже повсеместном её распространении, – демонстрировал лишь каждый десятый в лагере. Кави начинал понимать, что так и оставшаяся необъяснимой болезнь, некогда прозванная Великой Чумой, ни в сиддху не годилась нынешней, занесённой Немцем.
Что же, будем «сжигать мосты по мере их появления», подумал Кави, c непроизвольной улыбкой обращаясь мыслями к сударю капитану. Он подхватил сию странноватую сентенцию от Немца, и хоть, правду молвить, не вполне понимал её внутреннюю логику, однако же всё чаще начинал прибегать к логике наружной. Да и найдётся ли, в самом деле, какой-нито иной способ существования в мире, где каждый твой шаг, – сколь бы ни был этот шаг размерен, взвешен и продуман там, далёко в грядущем, – приводит лишь ко всё большему увеличению меры окружающего хаоса?..
Хвала сурам, теперь, по крайней мере, прежний гнетуще-мнительный вопрос «Вернётся ли сударь капитан?..» сменился куда более уверенным и нетерпеливым «Когда же, драконья погибель, он принесёт наконец своё снадобье?!»
Кави мягко пришпорил коня, нагоняя Лорда-Хранителя. Группа всадников во главе с Содарой оторвалась от остальной делегации – почтительный сын торопился приветствовать победоносного отца; как накрепко запомнил эльф, Адинам Добрый пренебрёг расположенным чуть выше по течению Нади паромом, предпочтя переправиться вброд. В иных обстоятельствах эльф предпочёл бы затеряться во вторых рядах встречающих передовой дозор Его Величества, но сейчас эльфу следовало встать ближе к недалёкому уж высокому берегу. Совершенно немыслимо было бы загодя предупредить Содару обо всём – и Кави стремился оказаться рядом с принцем, дабы иметь возможность подсказать ему какое-нито из суждений, способных оказать потребное воздействие на Его Величество. Своенравного монарха необходимо было удержать от соприкосновения с поветрием.
Знание грядущего – поистине бесценная вещь…
Он безотчётно поправил поясной ремень, как привык за долгие годы обладания иным бесценным сокровищем – Пагди.
Меча на поясе, разумеется, не обнаружилось, но жест не остался незамеченным – комендант-исполнитель, бросив на эльфа настороженный взгляд, немедля склонился влево и принялся нашёптывать Содаре нечто эдакое, несомненно, предостерегающее. Благородный Твур получил свою полоть чудесной пилюли при первых же признаках нездоровья – однако ж и это не примирило его с постоянным присутствием возле Лорда-Хранителя неких подозрительных – о, весьма, весьма подозрительных! Наипаче, известных скандальнейшим происшествием у гробниц! – персон.
Кави тихонько, подрагивая кончиками ушей, рассмеялся. Благородный Твур ажно искрутился в седле – обаче Содара лишь отмахивался от него, сосредоточив всё внимание на противуположном берегу.
Наследник империи нынче был хмур, неразговорчив и крут затылком.
Предобещанная городскими видоками попытка прорыва карантина случилась ранее ожидаемого, и вместо намеченного мягкого удержания мастеровых в стенах Нагары… увы, гвардейцы купно с армейскими лучниками побили стрелами множество горожан. Бунтовщики, расплёскивая дурную кровь и припасённые к прорыву камни, поворотили от ворот на север, разнесли торговые ряды и надавили крми в купеческом квартале, но до Больших врат уже не добрались, истратив порождённый отчаянием запал по дороге.
Новых донесений из города с тех пор не поступало, и оставалось лишь догадываться о размахе разгорающегося в Нагаре поветрия…
Зато фуражиры доставили сведения из Лиха – малого пахотного погоста на севере от Нагары, – и сведения эти вселяли новый ужас: старый, но
