Рузя приподнял тяжелые веки, слегка пробуждаясь к жизни:
– Почему Васькой?
– Я по кошкам статистику вела. Кот становится Васькой в двух случаях: когда у хозяина плохо с воображением или когда ему изначально придумывают неудачное имя. Например, одна моя подруга назвала своего кота Психопатиус. И что же? Оказалось, длинно. Стала называть сокращенно Психом. Но тут мама встала на дыбы. Короче, кот стал просто Васькой.
– Дракон Васька… – пробуя слово на вкус, повторила Наста. – Нет, вдовы, не нравится! Валяй другое имя!
Рина задумалась. Новое имя шевелилось в ней, как шевелится в памяти забытое название. Ей казалось, что она не придумывает его, а вспоминает… Ну же…
Неожиданно дракончик сильно оттолкнулся задними лапами, раскинул крылья и, пролетев полметра, со звуком выпущенной из катапульты лягушки врезался в стену. Сполз на подушку и обиженно окутался паром.
– Гастрафет! – закричала Рина, и ее веснушки радостно запрыгали, ударяясь о нос. – Мы назовем его Гастрафет!
– Это же, кажется, такой арбалет времен Александра Филипповича Македонского! – удивился Даня.
– Ну да. В живот, кажется, его упирали. Оттого и корень «гастра». Зато имя какое классное!
Наста шмыгнула носом:
– Гастрафет… Ну ладно, по бедности сойдет! Гастритом можно дразнить!
Дракончик Гастрафет икнул и, не решаясь больше довериться куцым крыльям, потащился через колени сидящих шныров к Рузе. Наста, взревновав, взяла его на руки.
Глава четырнадцатая
В царстве ложки и вилки
Не запрещай глупому глупость его, да не уподобишься сам ему.
Никто ведь не может ни пригоршнями соль есть, ни в горе разумным быть; всякий человек хитрит и мудрит о чужой беде, а в своей не может смыслить.
Лучше бы уж мне вола бурого ввести в дом свой, чем злую жену взять: вол ведь не говорит, ни зла не замышляет, а злая жена, когда ее бьешь, бесится, а когда кроток с ней – заносится, в богатстве гордой становится, а в бедности других злословит.
Тут же в купе состоялось совещание. Решали, что делать дальше. Макар предложил отцепить последний вагон вместе с
– Отцепил? – ехидно поинтересовался Кирюша.
– А ча сразу я? Я придумал, а отцепляет пусть длинный. Он у нас человек-невидимка…
Даня не сказал ни «да», ни «нет». Он был умен и уклончив, как его прадедушка-академик, который, отвечая на коварный вопрос оппонента, участвовал ли бы он в Гражданской войне на стороне белых, ответил: «Маленький был».
– Берсерки на нас не нападут. Во всяком случае, не в поезде, – сказал Даня.
– А зачем послали оборотня выкрасть цветок?
– Выкрасть и напасть все же разные вещи, господа! Заметьте, оборотень никого не убил… Мы не ожидали от Алисы нападения, и она легко могла прикончить нас всех.
– С удовольствием! Давно мечтаю! – сказала Алиса, звякнув смертными жетонами.
Даня смутился, но тотчас продолжил:
– Итак, оборотень нас не тронул! Недаром это смутило вендов. Почему не тронул? Думаю, мы нужны им живыми до момента, пока не найдем великую закладку. Без нас и без наших пчел ведьмари никогда не обнаружат камень-двойник.
– Даже если будут нас пытать? – хлопая глазами, спросила Лара.
– Я бы начал с тебя! Ты такая мягкая, такая глу-упая! – зарычал Макар, наступая на нее с расставленными руками.
– Ну я же ничего не зна-аю! – кокетливо пискнула Лара.
– Нет, знаешь! Где закладка? Признавайся!
Лара взвизгнула. Макар зажал руками уши, и тут же на пути у него выросла Фреда.
– Вы, двое, вышли в коридор! Там продолжайте свои гормональные игры! Горошко, ручки чешутся? Могу оторвать и почесать! – предложила она тусклым голосом.
Макар отступил. Он не любил, когда его называли «Горошко». Было в этом что-то противно-официальное. Обычно в ШНыре обходились без фамилий. Хватало имен и прозвищ. Мало кто смог бы сразу вспомнить, что у Дани фамилия Кузнецов, у Алисы – Федина, у Фреды – Виноградова.
– Зачем же оборотень цветок пытался хапнуть?
