А дыра на ботинке все продолжала расширяться. Невидимому маленькому пожирателю ботинок казался пока вкуснее Гамова. Или, возможно, Гамова он оставлял на десерт. Коротко крикнув, Евгений с силой дрыгнул ногой, стряхнув с себя нечто цепкое, и, свистом подняв Аля, на лету уже перевалился животом через седло.
Наста и Рузя, одна ругаясь, а другой охая, волоклись за гиелой по воздуху как два воздушных шара. Держась под прикрытием крыш, Гамов быстро летел куда-то. Вскоре выяснилось, что способ транспортировки не идеальный. Аль жалобно поскуливал. Веревка, тянувшая седло вверх, цепляла за крылья, мешала. Порывистый ветер относил Насту и Рузю в сторону, а вместе с ними относил и Аля, который выбивался из сил.
Дальше – хуже. Пока сила шныровских стрелок тянула вверх, Алю было просто тяжело. Когда же она начала слабеть, Рузя и Наста стали опускаться все ниже и ниже, как шар, когда из него выходит газ. Аль воспрянул было, потому что так буксировать было легче, но вскоре Наста и Рузя, продолжая опускаться, потянули его к земле.
Некоторое время Гамов, хмурясь, соображал, что ему делать, а потом стал быстро снижаться, деловито оглядывая город. Высмотрел Новую Голландию и направил Алю к одному из примыкавших к ней домов. У дома был небольшой палисадник, куда Гамов и опустил свой истерзанный ветром груз.
– Вы похожи на акулью наживку, – сказал он, разглядывая Насту и Рузю. – Хотя акул вы не ловили, а перегружать вас подробностями считаю ненужным… Внимание на дом! Это наш питерский филиал!
– Ваш – это ведьмарей? – просопела Наста, карманным ножом рассекая шнур.
– Они не ведьмари, – не обидевшись, спокойно возразил Гамов. – Они отдельно от нас! Как бы при форте Белдо, но вместе с тем и сами по себе. Здесь мы пересидим, пока вас не перестанут искать. А перестанут быстро. В Питере сейчас и без вас есть кем заняться.
Гамов свистнул, и Аль, сорвавшись, скрылся в облаках. В его полете была недоверчивая радость свободы – ничто больше не тянуло его ни вверх, ни к земле. Наста помогла освободиться Рузе. Тот стоял на четвереньках и непрерывно икал. Из зашнурованной горловины рюкзака выглядывала морда дракончика. Гастрафет единственный перенес полет, не испытав ни малейших неудобств.
Гамов, увидев дракончика, присел на корточки:
– Кто у нас тут? Давай знакомиться! Меня зовут Евгений, но можно называть меня просто «о, великий»!
Дракончик высунул узкий язычок и, угрожая, зашипел. Гамов тоже высунул язык и тоже зашипел. Дракончик, крайне озадаченный, шипеть перестал. Гамов стал делать пальцем в воздухе круговые движения, точно рисовал на запотевшем стекле нолики. Дракончик следил за пальцем, вращая головой.
– Вот видишь! Твое личное пространство никто не нарушает! Я держусь между зоной атаки и зоной бегства, так? И ты удивлен, мой маленький друг! Ты не знаешь, как тебе поступить! А вот сейчас я сокращу дистанцию.
Рука Гамова быстро придвинулась и замерла, подрагивая, как змеиная голова. Дракончик, отпрянув, выдохнул струйку пара и внимательно посмотрел на Гамова, точно и от него ожидал такого же ответа.
– Увы! – признался тот. – К пару я не готов! Не запасся, понимаешь, паром. Ну так и быть: отдохни от меня в норке!
Гамов раскрыл ладонь и растопырил сведенные пальцы, что сразу визуально увеличило его руку, – и действительно дракончик спрятался в рюкзаке у Рузи.
– Где ты этому научился? – спросила Наста, наблюдавшая за действиями Гамова.
– Книги, Интернет и практика, – скромно ответил Гамов. – В детстве у меня была змея. Кобра. Мама подарила мне ее на десять лет. С кобр я, собственно, и начинал.
– Кобра, конечно, без яда? – уточнил Рузя.
– Почему же без яда? Королевская кобра, одна из самых ядовитых, – удивился Гамов.
– Мама у тебя смелая!
– Ну она была не совсем мама. Третья жена отца. Мы с коброй прекрасно ладили, хотя характер у нее был сложный. Год спустя она, собственно, и укусила мачеху. Я бы тоже обиделся, если бы меня толкали щеткой. Лежишь ты преспокойно рядом с телевизионным пультом, распускаешь капюшон, предупреждая, что не надо к тебе соваться, и тут нарушают твое личное пространство.
– Ее спасли?
– Мачеху? Увы, нет. А вот кобру – да. Я уговорил охранника не стрелять, но в зоопарк ее все равно сдали.
– Отец грустил?
– Конечно. Мы с ним привязались к этой кобре как к родной. Да и по жене тоже. Четвертую завел себе только через месяц, – печально сообщил Гамов.
Рузя, успевший немного согреться, больше не дрожал, но вид у него был порядком очумевший. Гамов придирчиво осмотрел его с головы до ног.
– Приведите себя в порядок, поручик! – велел он, застегивая Рузе пуговицу на животе. – Осанка! Достоинство! Вскоре вы будете представлены самой красивой женщине Земли!
– Самой красивой? Разве это не я? – задиристо спросила Наста, сама не понимая, как у нее выскочил такой странный вопрос.
Гамов задумчиво взглянул на нее:
