бы эта невероятная рыжая до нас добралась?
– Не велела мне тебя обижать, представляешь? – сказала мне леди Сотофа. – Интересно же я, с ее точки зрения, живу! Поймала с утра сэра Макса, и ну обижать. А то скукота-скукотища.
Я хотел отшутиться: «Ну вы, если что, обращайтесь», – но обнаружил, что дар речи меня внезапно покинул. Похоже, увязался за этой рыжей. И тоже, гад невоспитанный, «до свидания» не сказал.
– Не серчайте, – снова сказал Гэйшери, на этот раз уже нам. – Я не нарочно такой переполох устроил. Откуда мне было знать, что в этом городе теперь живет столько народу? Хотел раздать свою силу всем понемногу, для поднятия настроения и исправления вектора течения жизни, но на всех меня не хватило. Говорю же, не рассчитал.
– В следующий раз просто заранее спрашивайте, – вздохнула леди Сотофа. – Например, у меня. Местные жители обычно знают, сколько людей проживает в их городе. Если, конечно, эти местные не сэр Макс.
– Но даже я бы сказал: «До хрена», – ответил ей кто-то моим голосом. Собственно, это и был я, наконец-то обретший дар речи. Просто все эти события изрядно меня контузили, и теперь я наблюдал за так называемым «собой» как бы со стороны.
– Дайте мне кофе, сэр Макс, – попросил меня Гэйшери. – Дайша была права, я пока вообще ни на что не способен, даже себя обслужить. Ладно, зато совесть чиста: честно сделал, что мог, даже больше. Удивительно приятное ощущение. Очень его люблю.
Привычная возня со Щелью между Мирами привела меня в чувство настолько, что я наконец спросил:
– Что это вообще было?
Леди Сотофа, мечтательно улыбнувшись, ответила:
– Дайша.
Как будто имя хоть что-нибудь объясняет.
Гэйшери залпом выпил выданный ему кофе и сказал:
– Это была моя смерть.
– Надо же, – удивился я. – Мне показалось, она вас, наоборот, воскресила. Впрочем, ничего удивительного, если ваша смерть такой же псих, как вы.
– Дайша не дает ему умереть до срока, – объяснила Сотофа. – У них заключен договор. Мастер Гэйшери твердо пообещал Дайше не умирать, не закончив дела, которые начал. А она за это пообещала убить его нежно и бережно, как это принято между друзьями. И приютить его Тень.
– Моя Тень собиралась сделать меня бессмертным, – объяснил Гэйшери. – Но мне это не подходит. Я… ну, вы знаете, у меня не все правильно получилось. С самым важным не справился. Хочу начать игру заново. Неважно, какую и где, лишь бы с нуля. К счастью, моя Тень очень любит Дайшу. Вы ее сами только что видели, Дайшу нельзя не любить. И в конце концов, моя Тень согласилась остаться с нею, а меня отпустить. Проводит за порог, а потом вернется к Дайше, так мы вместе решили. Уже очень скоро, хвала всем закатам. Через восемьсот с небольшим лет этот вопрос наконец-то будет закрыт.
Я только судорожно вздохнул. Ничего себе ребята развлекаются. Суровые древние нравы, нам, нынешним, не понять. Ну или только лично мне не понять – вон леди Сотофа сидит и безмятежно улыбается. И думает о чем-то таком, о чем мне наверняка лучше не знать, если хочу спать спокойно. Вернее, вообще хоть как-нибудь изредка спать.
– А почему она мне сказала: «Отдай мое сердце»? – наконец спросил я.
– Считай, это просто что-то вроде комплимента, – объяснила леди Сотофа. – Если тебя просят отдать чье-то сердце, предполагается, что ты его похитил. В древности так обычно говорили близким, чтобы напомнить им о своей любви. Но иногда и сразу, при первом знакомстве…
– Но не кому попало, а только тому, кто на самом деле тронул, – перебил ее Гэйшери. – Не из этой вашей пустой вежливости, а чтобы новый знакомый сразу узнал, как обстоят дела. Мы умеем быть благодарными. А похитить сердце – величайшее одолжение, которое может сделать любому из нас другой человек. Потому что любовь – источник самой сладкой разновидности силы, и одновременно – мост, соединяющий нас с жизнью, смертью, иными Мирами и временами, со всем свершившимся и несбывшимся. И, в конечном итоге, с самими собой. Мы всегда внимательно смотрим по сторонам, ищем, кого бы еще полюбить. И ликуем, когда находим.
– Какая прекрасная постановка вопроса, – искренне сказал я. – Даже удивительно, что сам до этого не додумался. Хотя всегда примерно так и ощущал.
– Да, вы в этом смысле правильно устроены, – согласился Гэйшери. – Приятно смотреть. Но прямо сейчас меня это не утешает!
Он отшвырнул в сторону пустую чашку из-под кофе и снова улегся, бормоча под нос неразборчивые проклятия.
– Совершенно омерзительное состояние от этого дурацкого воскрешения, – объяснил он. – Голова кружится, как будто и правда дешевого вина напился. И так, мать мою через тысячу сраных болот, каждый раз! Хоть вовсе не умирай.
Я подумал, что это неплохая идея. Но вслух говорить не стал.
– Что я могу для вас сделать? – спросила леди Сотофа.
