Мы летим по кабелю с гораздо большей скоростью, чем можно было бы ожидать от скользящей по металлу кожи. Из-под пояса фонтаном летят искры. Только подняв голову, я понимаю почему: между ним и кабелем оказался зажат кинжал. Металл скользит по металлу. Мы летим. И рассыпаем искры.
Далеко под нами закатники, бегущие к стене, останавливаются. Они задирают головы и смотрят на нас с недоумением и яростью. Мы безопасно пролетаем над их тянущимися вверх руками. Сисси, смотрящая назад, неожиданно задыхается от ужаса. Я оборачиваюсь. Один из закатников гонится за нами по кабелю. Он прекрасно сохраняет баланс и бежит с удивительной скоростью, уверенно, как конь на просторном и ровном зеленом лугу.
Он чудовищно обезображен. Возможно, отчаянно желая получить преимущество перед другими, он выбрался из пещеры раньше времени и оказался обожжен последними лучами заката. В чем бы ни была причина, сейчас он выглядит, как лысая кошка на перекладине. Половина лица расплавлена, придавая ему перекошенное безумное выражение. Он открывает рот, распахивая челюсти шире, чем это возможно, не вывихнув, и кричит, продолжая раскрывать рот, пока щеки не начинают рваться, как расплавленный сыр, демонстрируя ряд зубов. Эта тварь, лишенная щек, с ощеренными зубами, кажется, удивленно мне улыбается.
Вспышка серебристого света. Сисси бросила кинжал в закатника.
Она попала. Кинжал проваливается в грудной клетке охотника. Исчезает.
И выпадает с другой стороны, не встретив сопротивления.
Закатник останавливается, он — почти в прямом смысле — не понимает, что его ударило. Он выглядит слегка удивленным, как будто неожиданно рыгнул в обществе. И вреда от кинжала не больше, чем от отрыжки. Закатник, не сводя с меня глаз, продолжает преследование.
Еще одна вспышка света, еще один кинжал. На этот раз в лицо охотнику, в глаза. Бросок, который должен окончательно изуродовать и искалечить его.
Он замечает кинжал и наклоняет голову так, что тот пролетает мимо. Это движение заставляет его покачнуться, и в это мгновение Сисси делает еще один бросок. Клинок попадает в ногу закатника, отрезая ее у щиколотки. Он моргает: раз, два. Теряет равновесие. Безумно вращает руками, падая вниз. Крик обрывается ударом о землю.
Мы с Сисси влетаем в деревню спустя несколько секунд. Провод плавно провисает к земле, и контакт с ней оказывается мягким. Вовремя. Руки у меня вот-вот отвалятся.
Резня в деревне далеко не закончилась. Крики доносятся из темных углов и из домов, влажные звуки раздаются из теней.
— Поезд отойдет в любую секунду, — шепчет Сисси. — Надо спешить.
— Прижмись к стене, — говорю я. — И держи руки неподвижно. Резкие движения привлекают закатников.
Крики несутся к нам. Мы бежим зигзагами, стараясь избегать улиц, где нас легко заметить, и пробираемся между домами. Сисси неожиданно останавливается.
— В чем дело? — спрашиваю я.
Она выглядывает из-за угла, рассматривая деревенскую площадь:
— Мы можем пробежать по этой стороне улицы и перебраться на другую сторону в ста метрах отсюда, где улица намного уже. Или перебежать сейчас. Но так нас будет легче заметить.
— Нет времени, — отвечаю я. — Поезд сейчас уйдет. Пригнись.
Мы пригнувшись перебегаем площадь. Посередине ее Сисси застывает. Ее взгляд прикован к чему-то.
Я медленно поворачиваю голову. Вверх по улице, не очень близко, так, что едва видно, кто-то стоит. Одетый в белый лунный свет и кажущийся мраморной статуей. Даже не видя лица, я понимаю, кто это.
Пепельный Июнь.
43
Ярко-рыжие волосы окутывают ее белоснежное тело, как огненное покрывало. Глаза, сверкающие зеленым, пронзают меня. Она идет к нам, медленно. На четвереньках.
Сисси хватает меня за руку, тянет за собой. Но я не двигаюсь. Слишком поздно.
— Беги, — шепчу я ей.
— Нет. — Она остается рядом со мной, не отпускает руку.
— Беги.
— Нет, — она крепче сжимает мою кисть.
