Огромный флагман, с соколом на парусе, двигался во главе длинной вереницы кораблей. Как они в Ястреб только вошли, их же штук сто. Верхний Унтвар их точно без боя пропустил.
Впрочем, ничего удивительного, тамошний князь Святополк Рагнару родственник – тесть.
Норманны стали возле противоположного берега, подняли белый флаг. Владимир кивнул воеводе, Осетр помахал в ответ Андреевским.
От флагмана отошла лодка с четырьмя сыновьями неба в рогатых шлемах. Восемь весел взлетели над водой, лодка, как будто не касаясь воды, очень быстро приблизилась, и стали видны суровые бородатые лица сидящих в ней, крупных даже для сынов грома, мужчин. Двое легко перепрыгнули на причал, который жалобно всхлипнул деревянным помостом. Самый высокий, ему и Осетр по грудь, сказал по-русски без акцента:
– Здравствуй, князь!
Но ответил ему Осетр:
– Со мной говори, собака, к великому князю не обращайся! Негоже ему с изменниками якшаться!
Высокий криво усмехнулся, зубами скрежетнул, но сдержался и продолжил, сверкая глазами цвета бутылочного стекла:
– И тебе здравствовать, Осетр, скрипишь еще на белом свете? Кому ушкуйник[120] изменить может? Я родился свободным и никому присяги не принес, даже славному Рагнару. Я здесь не для того, чтобы перед тобой ответ держать, но, если хочешь, всегда тебе и любому расскажу и показать сумею, как норманны ребра выпрямляют[121].
Осетр побелел лицом и распрямился, подбоченясь, выставил вперед широкое плечо. Но осекся под суровым взглядом великого князя, кивнул, вымученно улыбнулся и меч отпустил. Высокий спокойно выдержал его взгляд и сказал:
– Я говорю голосом конунга Рагнара. Славный Рагнар идет навстречу Эйрику Рыжему в Вышеград, на Русское море за золотом. Славен для него деревня, но у хирдманов[122] кипит кровь, они только неделю в пути и хотят пляски мечей[123]. Они хотят славы и добычи. Рагнар не желает задержки и предлагает князю заплатить золотом, и пусть олени волн[124] мчатся своим путем.
– Смотри, как ты заговорил, Могута, ты и скальдом[125] Рагнару служишь? – с издевкой заметил Осетр. – А Святополк верхнеунтварский тоже золото платил?
– Я никому не служу, и называй Рагнара славным или конунгом. А петь я всегда умел, но теперь и кеннинги[126] варягов мне под силу. И зови меня Иваром, я больше не Могута, я отказался от этого имени. Святополк не давал конунгу огня руки[127], но раньше дал ему гораздо больше – иву золота[128], Ольгу, свою дочь, а она подарила славному Рагнару трех сыновей. О чем еще мечтать дубу оружия[129], кроме славных побед. Разрушить и разграбить Славен – вот дождь земли драконов крови[130], о котором будут петь скальды по всем северным землям: от Готланда до Эйготаланда[131]. Если бы конунга не ждал Эйрик, славный Рагнар никогда бы не согласился на выкуп, – невозмутимо ответил Ивар-Могута.
– Свинья как бы ни наряжалась в людские одежды, никогда не станет человеком, а ты, Могута, не станешь ни варягом, ни воином. Ты навсегда останешься вором и убийцей! Тебя когда-нибудь повесят за твои дела неправедные. Мы помним о тебе и твоих подручных. Кстати, они с тобой? – пророкотал Осетр.
– Это страшные слова, Осетр, они несут смерть одному или многим. Выбирать тебе: снег или огонь ладоней – ничто [132] перед водой дубов и ив[133].
– Ты пришел как голос конунга, а я слышу только похвальбы и угрозы. Так не пристало говорить воину. Ты просишь гривен, как нищий, и торгуешься, как купец! Прячешь присных своих, как тать. Но я – не великий князь, и потому тебе придется ждать, что он решит, – прорычал Осетр.
– Я услышал и скажу славному Рагнару, что князь Владимир хочет подумать. Но конунг Рагнар не будет ждать вечно: если завтра на рассвете от вас не будет гонца, когда встанет солнце, вы будете говорить с нашими рыбами шлемов[134]. Если гонец придет с золотом, Рагнар славный уйдет, но я желаю схватки, я буду просить его разрешения закончить спор с тобой, Осетр, неважно, куда пойдут норманны, – сквозь зубы процедил Могута-Ивар, кивнул князю, резко развернулся и почти бегом сел в лодку. Его спутник задержался, обвел всех глазами цвета жидкого свинца, радостно улыбнулся чему-то своему и побежал к лодке, крича что-то своим.
Норманны громко посмеялись его словам и отчалили. Лодка очень быстро долетела до флагмана, через минуту на мачте подняли красно-белый флаг, по реке пронесся легкий шорох – все корабли разом опустили весла и стали один за другим приставать к пологому противоположному берегу Ястреба.
Видно было, как запрыгали на берег латники, стали веревками подтягивать корабли к берегу, носиться взад-вперед по бивуачным делам. Поневоле залюбуешься, так у них все быстро и ладно получается.
Пока я на северян пялился, Осетр с Всеволодом ушли, следом гридни, и остались на берегу я да Семка.
– Чего рогатые ржали? – спросил я толмача.
– А, пес их разберет, в чем соль. Но сказал варяг перед тем, как в лодку прыгнул: «Вместо ягненка купим вепря!»
