Вопреки судьбе

– Давайте перекусим и будем выдвигаться. К базе, по моим расчетам, часов двенадцать ходу. Очень хочется верить, что коллеги Марьяны нам помогут.

– Пятьдесят на пятьдесят. Я не настолько ценный сотрудник.

Нико кивнул. Дым озвучил его мысли:

– Поиском союзников он займется ночью. Кукловоды хорошо видят в темноте.

Глава 15 Концлагерь

Стерильно-белый потолок с вмонтированными лампочками, дающими рассеянный синеватый свет. Едва различимое жужжание приборов. Женский стон. Несчастная стонала протяжно, на одной ноте, как болотная птица. В ее голосе не было отчаянья или мольбы, но от него хотелось бежать без оглядки.

Аня не чувствовала тела и смотрела в потолок. Теперь она не сомневалась, что жива, и искренне желала себе быстрой смерти. Она догадывалась: ей приготовили изощренное наказание за гибель ценного сотрудника.

Из раздумий ее вывела песня. Приятным баритоном мужчина пел песню, которую в юности Димка заслушал до дыр:

Роскошь витрин, свет ярких фонарей,
Ты жил легко, жил, не таясь,
Но в этот рай кто-то впустил зверей.
Гордость твоя втоптана в грязь.

Ане не выдержала, подхватила:

Белый флаг, кровь ушла из вен,
Липкий страх холоднее льда.
Сделай шаг – города сдаются в плен
Без борьбы, без огня. Навсегда.

Под конец ее дрожащий голос пустил «петуха». Прочно зафиксированная ремнями, она приподнялась, чтобы разглядеть поющего, и оторопела. Вдоль стен просторного зала стояли передвижные операционные столы, штук десять были заняты привязанными людьми, большинство из них не реагировало на происходящее, на нескольких были аппараты искусственного дыхания, от остальных тянулись провода к приборам, пищавших рефреном. По экранам бежали зигзаги кардиограмм.

Аня не поняла, кто пел: не получалось высоко поднять голову, и спросила:

– Эй, Паваротти, ты где? – и снова поднялась.

– Здесь, – ответили ей. – Извини, рукой помахать не могу.

Наконец она разглядела молодого черноволосого мужчину на столе в самом конце помещения.

– Я – Сокол, – представился он.

Аня назвала свой военный позывной:

– Змея. В миру Анна.

– Не могу сказать, что рад тебя здесь видеть, – Сокол поднял голову и кисло улыбнулся.

– Что с нами будет? – поинтересовалась Аня.

– Не хочу тебя огорчать, но ничего хорошего.

– Это и ежу понятно.

– Видишь этих людей? Присмотрись к ним хорошенько… хотя лучше не надо.

Аня догадалась, что не надо, но не удержалась и повернула голову к столу справа. Там был мужчина предпенсионного возраста, заросший неопрятной седой щетиной, по самую шею накрытый белой простыней. Простыня вздымалась и опадала, обтягивая солидный живот. Вроде человек как человек. То ли спит, то ли под снотворным. Взгляд остановился на его ногах. Похоже, левой не было. И руки не было. Ампутировали? Но зачем?

Женщина слева вроде целая, но ее нижние конечности были слишком тонкими и странно топорщились, словно это не ноги, а протезы. Да и для протезов тонковаты.

– Сокол, что тут происходит? – пролепетала Аня, дернула руками, пробуя ремни на прочность.

Собеседник молчал – прикидывал, стоит рассказывать или нет. Наконец решился:

– Из нас будут делать химер. Из какого-то мутанта они извлекли субстрат, вот и испытывают его. Подопытным вырезают органы, ампутируют конечности и приживляют те же части тела от насекомых и животных. В обычных условиях у них ничего не получилось бы, но субстрат помогает прижиться чужеродным тканям.

– Прекрасно, – от отчаянья Аня ударилась затылком о стол, еще и еще раз. Мысли заметались в поисках выхода. Сокол продолжил:

– Некоторым везет, и они сразу умирают, другие выживают, их отсюда переводят. Нас пока готовят: глушат иммунитет, потом введут субстрат, который повышает регенерацию и всякое такое…

– Давай отгадаю, – сказала она, зажмурившись. – Ты врач или биолог.

– Был когда-то врачом, а что, заметно?

– Ага, грамотно оперируешь. Терминами.

– На хирурга денег не хватило, закончил терапевта, пару лет срок отмотал и в сталкеры подался, да вот бездарно попался.