безостановочно колотил «молотом» по щитам и доспехам ближайших противников, создавая между собой и толпой прослойку из парализованных или частично парализованных тел. Он толкал их на тех легионеров, которые стояли за ними, и «паралитики» мешали своим собратьям пробиться к цели, чтобы атаковать ее.
Когда Огилви активировал Белого Быка в третий раз и ударная волна смела мимоходом несколько противников Кальтера, тот обрадовался выпавшей на его долю мимолетной передышке. А когда пакаль горца проделал то же самое в четвертый раз, инвалид был немало удивлен тем, что и Джон, и он сам до сих пор живы. Как бы успешно он ни сопротивлялся, римляне частенько дотягивались до него мечами, и каждая новая вспышка боли на миг ослепляла его. Кальтер не знал, насколько серьезные раны он получал. Но поскольку он все еще держался на ногах, значит, везение пока не оставило его.
Чего нельзя сказать о Сквозняке. Он был хороший боец, но без пакаля и доспехов протянул в такой мясорубке совсем недолго. Его изрубленное тело попалось Кальтеру под ноги, когда толпа оттеснила его на то самое место, где до этого сражался Серега.
Участь Сквозняка выдалась незавидной. Бросив на него мимолетный взгляд, Кальтер, можно сказать, заглянул в собственное ближайшее будущее. Точно так же вскоре будет выглядеть он сам: сплошное кровавое месиво, по которому уже невозможно опознать, кому принадлежит это тело. Лишь повязка на глазу трупа да его одежда указывали на то, что он переступил сейчас через мертвого Серегу, а не через римлянина. Переступил и сразу про него забыл, потому что думать о покойнике было попросту некогда. А горевать о нем и подавно не стоило. Наоборот, Сквозняку можно было лишь искренне позавидовать, ведь он свое отмучился и обрел наконец-то долгожданную свободу.
После пятого удара Белого Быка Кальтер сменил позицию – проскочил в проделанную им брешь и очутился рядом с забрызганным своей и чужой кровью Огилви. Однорукий калека и сам выглядел не лучшим образом. Но шотландец, к счастью, его опознал и даже прорычал что-то вроде приветствия. Конечно, он не возражал повоевать напоследок плечом к плечу с ним, поскольку предыдущий его напарник, так же как Сквозняк, вышел из игры.
Вада был еще жив, но жить ему оставалось совсем недолго. Он корчился в предсмертной агонии на земле, а между лопаток у него торчало копье. Оно вошло в его тело достаточно глубоко и почти пронзило насквозь. Но даже сейчас Кан пытался дотянуться до врагов, тыча им в ноги мечом, который еще не выпал из его слабеющей руки. Римляне не обращали на него внимания, поскольку их беспокоила более серьезная угроза – горец. Меч же самурая попадал им в железные наголенники и уже не причинял никакого вреда. Вдобавок удары Вады с каждым разом становились все слабее, но, как бы то ни было, он решительно отказывался просто успокоиться и умереть…
…Так же как отказывались умирать его пока живые и дерущиеся компаньоны. Само собой, что до мастерства горца Кальтеру было далеко. И он убил намного меньше противников, чем Огилви, – в основном на его счету были «паралитики» разной степени тяжести. Поэтому он ничуть не сомневался, что следующим суждено погибнуть ему, а Джон продержится дольше всех компаньонов. И не исключено, что даже выживет. Как знать, возможно, в этом и заключается цель испытания: в живых должен остаться только один из испытуемых. Который и будет в итоге выпущен отсюда на свободу.
Перед глазами Кальтера уже стояла багровая пелена, а на теле у него кровоточило не меньше десятка ран, и их число продолжало расти. Отбиваясь из последних сил, он чуял, что еще не покинувшая его жизнь ведет свой финальный отсчет. Который он, естественно, не слышал. Но знал: если он простоит на ногах еще хотя бы полминуты, это будет немыслимый по его меркам подвиг.
Казалось бы, что вернее этого прогноза нет и быть не может. И тем не менее Кальтер ошибся. Каким бы привлекательным кандидатом он ни был сейчас для смерти, на сей раз она пришла не за ним, а за Огилви.
Вытянув руку, чтобы нанести еще один удар Белым Быком, Джон в следующее мгновение лишился этой самой руки – ее отсек в локте точным ударом чей-то гладиус. Кальтер не сомневался, что даже после такого ранения героический шотландец мог еще какое-то время стоять на ногах и сражаться. Однако пропущенный им удар и вспыхнувшая за этим боль стали для Джона неожиданностью. На миг он застыл как вкопанный, хотя уже через пару секунд наверняка мог бы продолжить бой. Вот только враг не зевал и, воспользовавшись этой заминкой, быстро закрепил достигнутый успех.
Несколько мечей вонзились шотландцу одновременно в спину и в грудь, а один проткнул ему насквозь шею. Огилви хотел что-то выкрикнуть, но вместо этого лишь изверг изо рта фонтан крови, после чего выронил меч и повалился ниц к ногам своих убийц, которые на этом не успокоились и нанесли в спину мертвеца еще десятка полтора ударов, хотя и так было понятно, что он свое отвоевал и отныне не представляет для них угрозы.
То же самое можно было теперь сказать о Кальтере. Лишившись последней поддержки, он тут же превратился для римских мечей в единственную цель. И хоть пакаль по-прежнему оставался у него в руке, после гибели шотландца проку от артефакта уже не было. Кальтер парализовал еще одного врага, но другой в этот момент ударом сзади разрубил ему левое плечо, а третий рассек оба ахиллесова сухожилия.
Задохнувшись от новой вспышки боли, Кальтер хотел развернуться и из последних сил расквитаться с врагами за эти коварные удары. Но все без толку – его ноги подкосились, и он, не сделав и шага, рухнул на траву.
«Ну вот и все!» – подумал он, ожидая, когда ему в спину, так же как горцу, вонзится множество клинков. Несмотря на трагическую развязку, мысль о наконец-то настигнувшей его смерти принесла Кальтеру облегчение. Все его тело терзала адская боль, и то, что она должна была вот-вот прекратиться, служило ему последним утешением. Достаточно сильным, чтобы смириться с неизбежной кончиной и больше ей не противиться.
Однако время шло, а боль не прекращалась, потому что смерть по какой-то причине задерживалась. Желая скорейшего прекращения своих мук, Кальтер был крайне разочарован этой ее задержкой. Приподняв голову, он увидел стену из окружающих его щитов. Их опустили на землю солдаты, которые, завершив битву, столпились вокруг последнего поверженного врага. Больше ничего из такого положения рассмотреть было нельзя. И он, скрипя зубами от
