Свет в домах горел лишь на верхних этажах. Конан знал, что большинство жителей предпочитают спать на плоских крышах, среди пальм искусственных садиков, прямо под открытым небом. Откуда-то доносились звуки непривычной музыки. Иногда по булыжнику с грохотом проносились бронзовые колесницы, и тогда можно было мельком разглядеть высокого вельможу с ястребиным профилем, завернувшегося в атласную накидку, черную гриву которого перехватывал золотой обруч с эмблемой змеи, поднявшей голову. Или черного нагого возничего, широко расставившего кривые ноги и натягивавшего вожжи в попытке сдержать горячих стигийских коней.
А вот те, кто торопливо шел по улицам пешком, были простолюдинами: рабы, торговцы, шлюхи, ремесленники – но и их становилось все меньше по мере того, как он углублялся в лабиринт городских улиц. Конан приближался к храму Сета, где рассчитывал найти жреца, которого искал. Он был уверен, что узнает Тутотмеса, хотя до этого видел его лишь в профиль в темном переулке Мессантии. В том, что это был именно жрец, Конан не сомневался. Только верховные служители жуткого Черного Круга обладали силой черной руки, несущей смерть одним своим прикосновением. И только такой человек мог осмелиться противостоять самому Тот-Амону, который народам Запада представлялся фигурой страшной и мистической.
Улица стала шире, и Конан понял, что вошел в часть города, занятую храмами. Огромные сооружения затмевали тусклые звезды; в свете немногочисленных факелов они смотрели вниз угрюмо и угрожающе. И вдруг Конан услышал слабый женский крик – он донесся до него с противоположной стороны улицы, откуда-то спереди. Киммериец увидел ее – обнаженную куртизанку с украшенной перьями высокой прической, которая свидетельствовала о роде ее занятий. Она стояла прижавшись спиной к стене, глядя на что-то, чего он еще не видел. Заслышав ее крик, прохожие замерли на месте, словно зачарованные. В то же мгновение Конан услышал впереди зловещее шуршание. И тут из-за темного угла здания, к которому он приближался, высунулась отвратительная клиновидная голова, за которой показалось свитое кольцами, влажно блестящее темное туловище.
Киммериец отпрянул, вспомнив слышанные им истории: змеи считались священными детьми Сета, бога Стигии, который, как говорили, и сам был змеем. Таких вот монстров держали в храмах Сета, а когда они начинали испытывать чувство голода, их выпускали на улицы, где они могли охотиться на кого угодно. Подобные омерзительные пиршества считались жертвоприношениями чешуйчатому богу.
Стигийцы, застигнутые врасплох, упали на колени, как мужчины, так и женщины, покорно ожидая своей участи. Одного из них выберет огромная змея, сожмет в своих чешуйчатых кольцах, сдавит, превращая в кровавое месиво, и проглотит, как удав глотает кролика. Остальные останутся жить. Такова воля богов.
Но Конан думал по-другому. Питон скользил к нему; киммериец, скорее всего, привлек его внимание тем, что остался стоять, единственный из всех. Стиснув под плащом рукоять своего длинного ножа, Конан надеялся, что скользкая тварь минует его. Но та остановилась прямо перед ним и, жутко покачиваясь в красноватом свете факелов, вытянула шею, глядя на него холодными глазами, в которых горела древняя ненависть змеиного племени. Шея ее изогнулась, но, прежде чем она метнулась вперед, Конан выхватил из-под мантии нож и с быстротой молнии нанес удар. Широкое лезвие перерубило клиновидную голову и глубоко вошло в толстую шею.
Конан выдернул нож и отпрыгнул в сторону; гигантское тело змеи билось в предсмертных судорогах и свивалось в кольца. Несколько мгновений он стоял и смотрел на агонию твари, не в силах отвести от нее взгляда, и единственным звуком, нарушавшим мертвую тишину, были глухие удары змеиного хвоста о камни мостовой.
Но вдруг оцепеневшие приверженцы змеиного бога пришли в себя и стали кричать:
– Святотатец! Он убил священного сына Сета! Убейте его! Смерть ему! Смерть!
Вокруг Конана засвистели камни, и обезумевшие стигийцы ринулись на него с дикими воплями. Из домов по обеим сторонам улицы выскакивали обитатели и присоединялись к общему хору. Киммериец с проклятиями развернулся и стремглав кинулся в темное жерло ближайшего переулка. За спиной он слышал топот босых ног по каменным плитам, поскольку бежал, руководствуясь чутьем, а не зрением, и стены эхом отзывались на мстительные возгласы преследователей. И тут его рука нащупала брешь в стене, и он резко свернул в другой, еще более узкий переулок. По обеим сторонам от него вздымались сплошные каменные джунгли. Высоко над головой виднелась полоска звездного ночного неба. Конан знал, что эти гигантские стены принадлежат храмам. Он услышал, как погоня промчалась мимо переулка, в котором он укрылся. Крики преследователей постепенно стихли вдали. Он тоже двинулся вперед, хотя мысль о том, что в такой темноте можно запросто наткнуться на еще одного из «сыновей» Сета, заставила его содрогнуться.
Впереди показалось слабое движущееся свечение, какое испускает жук-светляк. Киммериец остановился, прижался спиной к стене и положил ладонь на рукоять ножа. Он знал, что это такое – к нему приближался человек с факелом. Он был уже так близко, что Конан разглядел темную руку, сжимающую факел, и смутный овал смуглого лица. Еще несколько шагов, и человек наверняка увидит его. Конан присел, изготовившись к прыжку, а факел вдруг остановился. В тусклом свете на мгновение прорисовалась дверь, пока человек возился с замком. Потом она отворилась, человек шагнул через порог, а в переулке вновь воцарилась кромешная тьма. Было что-то зловещее в этой двигавшейся украдкой фигуре, тайком входящей в спрятанные в темной аллее двери; не исключено, что это жрец возвращался к себе после очередного черного дела.
Конан на ощупь двинулся к двери. Если уж по этому переулку прошел один человек с факелом, то за ним наверняка последуют и другие. Поворачивать назад он не стал, поскольку рисковал столкнуться с толпой преследователей. В любой момент они могли вернуться, обнаружить узкий переулок и с воплями устремиться в него. Высокие неприступные стены давили на Конана, и его охватило непреодолимое желание как можно скорее бежать отсюда, даже если для этого потребуется войти внутрь незнакомого здания.
