меня живьем, когда я сидел в цепях и без оружия. Поступай, как знаешь, девочка.
Поцеловав ему руки, она вскочила и умчалась прочь, исчезнув за тяжелой двустворчатой дверью.
Король смотрел ей вслед, думая, а не свалял ли он дурака, доверившись девчонке, но потом, передернув могучими плечами, он задернул атласные занавески, маскируя свое укрытие. В конце концов, уже не в первый раз пылкая молоденькая красавица рисковала собой ради него; подобные вещи в его жизни случались и раньше. Многие женщины добивались его внимания как в те времена, когда он скитался по свету, так и теперь, когда он стал королем.
Тем не менее он не пожелал стоять на месте, дожидаясь ее возвращения. Повинуясь своим инстинктам, он принялся обследовать нишу в поисках другого выхода и вскоре обнаружил его – узкий проход, прикрытый гобеленом, в конце которого виднелась искусно инкрустированная дверь, едва различимая в скудном свете, падавшем из наружного коридора. Пока он смотрел на нее, где-то за этой инкрустированной дверью послышался звук еще одной открывающейся и закрывающейся двери, а потом стали слышны и негромкие голоса. Один из них показался Конану знакомым, и на его загорелом лице появилась зловещая ухмылка. Не раздумывая, он скользнул в коридорчик и присел возле двери, как затаившаяся в засаде пантера. Она была не заперта, и он осторожно приоткрыл ее, не обращая внимания на возможные последствия, – объяснить или оправдать подобное безрассудство мог бы только он сам.
С другой стороны дверь прикрывали гобелены, но они были задернуты неплотно, и киммериец в щелочку увидел перед собой комнату, озаряемую пламенем свечи, стоявшей на столе из черного дерева. В комнате находились двое мужчин. Одним из них был отъявленный головорез с испещренным шрамами лицом, в кожаных штанах и потрепанной накидке; другим оказался Тараск, король Немедии.
Тараск, похоже, не находил себе места. Он был бледен и все время оглядывался, словно боясь увидеть кого-либо или услышать чьи-то крадущиеся шаги.
– Уезжай немедля, – говорил он. – Он одурманен и спит, но я не знаю, когда он может проснуться.
– Мне странно слышать такие трусливые слова от самого Тараска, – глубоким голосом проговорил его собеседник.
Король нахмурился.
– Я не боюсь простых смертных, как тебе прекрасно известно. Но глядя на то, как рушатся утесы при Валькии, я впервые понял, что воскрешенный нами дьявол – отнюдь не мелкий шарлатан. Я боюсь его силы, потому что не знаю ее границ. Зато мне известно, что она каким-то образом связана с этой проклятой штукой, которую я у него украл. Она вернула его к жизни; значит, в ней должен быть сокрыт источник его могущества. Он хорошо ее спрятал; но, повинуясь моему приказу, раб проследил за ним и увидел, как чародей кладет ее в золотую шкатулку, а потом подсмотрел, куда он положил и ее саму. Но я все равно не рискнул бы похитить ее, если бы Ксалтотан не был одурманен лотосом. Я уверен, что именно в ней сокрыта тайна его силы. С ее помощью Ораст вернул его к жизни. И с ее же помощью он поработит всех нас, если мы не будем осторожны. Так что возьми ее и брось в море, как я приказал тебе. И отплыви подальше, чтобы ни шторм, ни прилив не смогли вынести ее обратно на берег. Тебе хорошо заплатили за это.
– Да, – проворчал разбойник. – И я перед тобой в таком долгу, король, который не оплатить золотом; я благодарен тебе. Даже у воров есть своя честь, и они умеют быть благодарными.
– Сколь бы велик ни был твой долг передо мной, – ответил Тараск, – ты выплатишь его, когда бросишь эту штуку в море.
– Я поеду в Зингару и сяду на корабль в Кордаве[19], – пообещал его собеседник. – В Аргосе я не рискну показаться из-за того давнего убийства…
– Мне все равно, лишь бы дело было сделано. Вот, держи; лошадь ждет тебя во дворе. Езжай же, и побыстрее!
Какая-то вещь перешла из рук в руки, похожая на живой огонь. Конан лишь мельком успел разглядеть ее, и тут разбойник надвинул на глаза мягкую широкополую шляпу, плотнее запахнулся в накидку и поспешно вышел из комнаты. Не успела дверь закрыться за ним, как Конан ринулся из своего укрытия, обуреваемый жаждой мести. Он и так сдерживался слишком долго. При виде врага, находившегося так близко, кровь закипела у него в жилах, а ярость вскружила ему голову, заставив забыть об осторожности. Тараск поворачивался к внутренней двери, когда Конан отдернул занавески и одним прыжком влетел в комнату. Тараск резко развернулся, но, прежде чем он успел узнать нападавшего, Конан вонзил в него кинжал.
Впрочем, уже в следующий миг он понял, что удар оказался не смертельным. Нога его запуталась в складках гобелена, он споткнулся, и кинжал попал Тараску в плечо и скользнул по ребрам. Король Немедии пронзительно вскрикнул.
Удар отбросил его на столик, тот перевернулся, свеча упала и погасла. Конан тоже не устоял на ногах, они повалились на пол, и гобелен накрыл обоих. Конан вслепую яростно размахивал кинжалом, а Тараск пронзительно кричал, охваченный ужасом. Страх придал ему нечеловеческих сил, он сумел освободиться и бросился наутек, крича:
– На помощь! Стража! Аридей! Ораст! Ораст!
Конан поднялся на ноги, сердито отшвырнул разорванный гобелен и отпихнул опрокинутый столик. Его охватила горечь разочарования. Он заблудился и не знал, куда бежать. Вопли Тараска все еще звучали вдали, и в ответ уже послышались яростные крики. Немедиец улизнул от него в темноте, и Конан не представлял, в какой стороне искать его. Поспешная месть не удалась, и теперь оставалось только спасать свою жизнь.
Злобно ругаясь, киммериец пробежал обратно по проходу в альков и выглянул в освещенный коридор, где в это самое мгновение появилась
