Он впился зубами в истекающее соком угощение, запивая его глотками доброго вина из собственных виноградников Сервия. Он, похоже, не обращал внимания на грозящую ему опасность, а вот Сервий беспокойно ерзал на кушетке у камина, нервно теребя золотую цепь на груди. Он то и дело бросал взгляды на ромбовидные витражи в окнах, тускло мерцавшие в отблесках пламени, и настороженно прислушивался, словно ожидая, что вот-вот за дверью послышатся крадущиеся шаги.
Покончив с едой, Конан встал из-за стола и опустился на кушетку по другую сторону камина.
– Я не стану злоупотреблять твоим гостеприимством, Сервий, – резко бросил он. – На рассвете я буду уже далеко от твоей плантации.
– Милорд… – Сервий всплеснул руками, но Конан небрежно отмахнулся.
– Мне известны твоя верность и мужество. Они выше всяких похвал. Но если Валерий узурпировал мой трон, то тебе за укрывательство грозит смерть, если мое присутствие обнаружат.
– Я не настолько силен, чтобы бросить ему вызов открыто, – признал Сервий. – Те пятьдесят воинов, что я могу выставить для боя, – всего лишь капля в море. Вы видели руины плантации Эмилия Скавона?
Конан кивнул и нахмурился.
– Он был самым влиятельным аристократом в провинции, как вам известно. Эмилий отказался принести присягу Валерию. Немедийцы сожгли его вместе с особняком. После этого мы, все остальные, убедились в тщете сопротивления, особенно когда жители Тарантии отказались драться. Мы подчинились, и Валерий пощадил нас, хотя и обложил таким налогом, который разорит многих. Но что мы могли сделать? Мы считали вас мертвым. Многие из баронов были убиты, а другие захвачены в плен. Армия была разбита и разбежалась. У вас не осталось наследника, чтобы занять ваше место и взойти на трон. Некому было повести нас…
– Разве у вас не было конта Тросеро Пуатанского? – поинтересовался Конан с намеренной грубостью.
Сервий беспомощно развел руками.
– Да, действительно, его генерал Просперо был в поле с небольшой армией. Отступая перед Амальриком, он убеждал людей встать под его знамена. Но после того как было объявлено о смерти вашего величества, многие вспомнили старые обиды и войны и то, как Тросеро со своими пуатанцами однажды огнем и мечом прошел по этим провинциям, – точно так же, как сейчас Амальрик. Бароны с подозрением отнеслись к призыву Тросеро. Кое-кто – шпионы Валерия, скорее всего, – даже начали кричать, что конт Пуатанский намерен захватить корону Аквилонии. Вновь вспыхнула старая родовая вражда. Если бы у нас был хотя бы кто-нибудь, в чьих жилах текла бы королевская кровь, мы бы короновали его и выступили против немедийцев. Но у нас не было никого. Те бароны, которые с готовностью последовали бы за вами, не захотели подчиниться кому-либо из их числа. Каждый считал себя ничуть не хуже соседа и страшился амбиций других. Вы были той веревкой, что соединяла вязанку хвороста вместе. И, когда ее перерезали, сучья рассыпались. Будь у вас сын, бароны с готовностью присягнули бы ему. Но им не на кого было обратить свой патриотизм. Купцы и простолюдины, страшась анархии и возврата к феодальной вольнице, когда каждый барон – сам себе хозяин и господин, начали кричать, что любой, пусть самый плохонький король лучше никакого, даже Валерий, в котором, по крайней мере, течет кровь прежней династии. Так что некому было выступить против него, когда он подъехал к городским воротам во главе закованных в сталь всадников под стягом с алым драконом Немедии и ударил в них копьем. Люди открыли ему ворота и пали перед ним ниц. Они отказались помогать Просперо и защищать город. Горожане заявили, что пусть уж лучше ими правит Валерий, чем Тросеро. Они сказали – и это правда, – что бароны не поддержат Тросеро и многие согласятся признать правителем Валерия. Они заявили также, что, подчинившись Валерию, предотвратят гражданскую войну и избегнут гнева немедийцев. Просперо отступил на юг со своими десятью тысячами воинов, и через несколько часов в город вошла армия Немедии. Они не стали преследовать его и остались, чтобы посмотреть, как Валерий будет коронован в Тарантии.
– Значит, старая ведьма говорила правду, – пробормотал Конан, чувствуя, как по спине у него пробежал холодок. – Амальрик короновал Валерия?
– Да, в тронном зале, когда кровь жертв еще не высохла у него на руках.
– И что же, люди процветают под его покровительством? – с язвительной иронией поинтересовался Конан.
– Он ведет себя как чужеземный принц в самом сердце покоренной страны, – с горечью ответил Сервий. – Его двор состоит сплошь из немедийцев, его придворная стража набрана из них же, и в цитадели расквартирован большой гарнизон. Да, настал Час Дракона. Немедийцы на улицах ведут себя как истинные хозяева. Они ежедневно насилуют женщин и грабят купцов, а Валерий не может – или не хочет – приструнить их. Нет, он – всего лишь пешка в их руках. Умные люди знали заранее, что так и будет, а теперь и остальные начали понимать это. Амальрик двинулся дальше во главе сильной армии, чтобы сломить сопротивление отдаленных провинций, где некоторые из баронов не пожелали присягнуть ему. Но среди них нет единства. Их нелюбовь друг к другу сильнее страха перед Амальриком. Он уничтожит их по одному. Многие замки и города, осознав сей факт, капитулировали перед ним. Тех, кто сопротивляется, ждет незавидная участь. Немедийцы дали выход своей давно копившейся ненависти. И их ряды пополняются аквилонянами, которых страх, жажда наживы или поиски средств к существованию вынуждают вступать в их армию. Это – вполне естественный процесс.
Конан угрюмо кивнул в знак согласия, глядя, как отблески пламени пляшут на полированных дубовых панелях.
– Аквилония получила короля вместо анархии, которой так боялась, – вновь заговорил Сервий. – Валерий не защищает своих подданных от своих же союзников. Сотни тех, кто не смог заплатить назначенный выкуп, были проданы котхийским работорговцам.
Конан вскинул голову, и синие глаза его полыхнули пламенем смерти. Он от души выругался, а мощные руки сжались в огромные кулачищи.
