а самому лесу – сходство с огромным темным храмом, куда простому смертному лучше не соваться.
Глеб захлопнул дверцу машины и, доставая из кармана сигареты, подождал, пока Эльза выберется из салона.
– Куда теперь? – спросил он.
Эльза поежилась от порыва прохладного ветра и ответила:
– Точно не знаю, но это где-то здесь.
Глеб прикурил сигарету от зажигалки и нервно усмехнулся.
– Ты никогда не участвовала в этих оргиях?
– Это не оргии, – сказала Эльза. – И да, я никогда в них не участвовала. Я не была посвященной, но только слугой посвященных.
Корсак глубоко затянулся, оглядел мрачный лес и переступил с ноги на ногу; было видно, что он волнуется.
– Но ты знаешь, куда идти? – уточнил он.
– Да, – сказала Эльза. И показала рукой в ту сторону, где темная сплошная стена деревьев становилась реже. – Это там, в самом начале Роминтского лабиринта.
– Ясно. – Корсак глянул на часы, затем дважды затянулся сигаретой и отшвырнул ее в траву. – Что ж, тогда не будем терять время. Пошли!
И он первым двинулся в указанном Эльзой направлении. Она еще немного помедлила, поеживаясь и со страхом глядя на лес, затем тронулась с места, быстро нагнала Глеба и зашагала рядом.
Минут пять они шли по лесу, обходя деревья и стараясь не натыкаться на низкие ветви и сухие, торчащие, словно стрелы, сучки. Подлесок здесь был редкий, поэтому передвигаться было относительно легко. Под ногами шуршала сухая трава, изредка тихо похрустывал не просохший после недавнего дождя валежник.
– Стоп, – тихо сказал Глеб и положил руку Эльзе на плечо.
Она остановилась и вопросительно посмотрела на Глеба.
– Там машины, – тем же тихим голосом проговорил Корсак и кивнул в сторону небольшой поляны, высвеченной полосками и пятнами лунного света.
Там действительно стояли машины. Их было много, больше десяти. Двигатели заглушены, фары выключены. Глеб двинулся было туда, но Эльза схватила его за руку.
– Что? – оглянулся Корсак.
– Глеб, я боюсь, – прерывисто прошептала Эльза, глядя ему в лицо тревожным взглядом.
Лунный свет отражался в ее белках и зрачках, воспламеняя их белым сиянием, отчего Глебу стало еще больше не по себе.
– Я тоже, – спокойно произнес Глеб. – Идем.
Он взял ее за руку и повел к машинам. Вскоре они были на месте. Глеб прислушался. До его слуха долетел странный звук – не то шум ветра, не то многоголосое пение. Он взглянул на ветви деревьев. Они были спокойны, ветер утих. Значит, где-то неподалеку, не дальше километра, пели или что-то декламировали люди.
– Это машина мэра Рогова, – тихо сказала Эльза, показав на огромный черный джип «Toyota Mega Cruiser».
– Ясно, – тихо отозвался Глеб.
– А это – прокурора Беккера, – указала она на белый, лоснящийся в лунном свете «Mercedes Brabus».
Глеб кивнул.
– А вон там – автомобиль Геера. – Эльза показала на бежевую «BMW X7».
– Значит, троица «отцов города» здесь, – резюмировал Корсак.
– И не только, – тихо сказала Эльза, окидывая взглядом небрежно брошенные в лесу дорогие иномарки. – Я думаю, здесь все обеспеченные и влиятельные жители нашего района.
– Что ж, – сказал Глеб, – пойдем, посмотрим на их ночные развлечения.
И они, стараясь ступать тихо, время от времени прячась за деревьями, направились туда, откуда доносилось мерное, жутковатое пение.
Идти пришлось недолго, и с каждым шагом звук певучего речитатива становился громче. Минут через пять в нем уже можно было различить мужские и женские голоса. А еще через пару минут Глеб и Эльза вышли к широкой поляне, залитой мертвым лунным светом. Пение стало почти оглушительным, и, испуганно застыв на кромке леса, Глеб и Эльза увидели тех, кто издавал эти мерные, тягучие речитативы.
Над расселиной оврага-тоннеля, подобно ядовитым болотным испарениям, висело белесое облако тумана. Около сотни фигур, облаченных в длинные белые одеяния, стояли в этом тумане, держась за руки, и раскачивались из стороны в сторону – в такт собственному жутковатому пению.
– Alte Beast erste Mann, – гудел многоголосый хор, – der Grunder von all den gro?en Familien unserer Stadt und unserer Region, freuen wir zu Dir! Nehmen Sie unsere Opfer![5]
Эльза смотрела на фигуры как завороженная. Глеб тоже не мог отвести от них взгляда. Вместо голов у раскачивающихся и поющих фигур были белые, чуть удлиненные к носу, звериные головы, лишенные ушей, с черными дырами вместо глаз.