Когда Ратибор и Полей утолили жажду, Галеб поднес флягу к своим губам. К его удивлению, во фляге была не просто вода, а какой-то травяной настой. Терпкий, горьковатый, но освежающий.
Забрав флягу, рыцарь Иоганн заткнул ее пробкой и навесил стальной скобой на широкий ремень. Затем посмотрел на Галеба и спросил:
– Ты точно кузнец, а не толмач?
– Точно, – ответил по-германски Галеб.
– Хорошо, если так, – холодно произнес рыцарь Иоганн. – Но если ты меня обманываешь, я сам, своими руками, сдеру с тебя шкуру. Живьем. Согласись, это справедливо. А теперь отдыхай, кузнец.
Рыцарь повернулся, чтобы уйти, но тут Галеб громко проговорил:
– Ты нас даже не покормишь, рыцарь Иоганн?
Германец остановился, некоторое время размышлял, затем повернул голову и обронил через плечо:
– Я распоряжусь, чтобы тебе принесли кусок мяса, кузнец. Но если я увижу, что ты делишься едой со своими друзьями, ты больше не получишь ни крошки до самого Эльстара. Клянусь святым Патриком!
Рыцарь зашагал к костру, на который ландскнехты уже водружали чугунный вертел с нанизанной тушей убитого по пути кабана.
Иоганн не обманул. Через час один из ландскнехтов принес Галебу обломок перерубленной топором кости с клочком сыроватого мяса. Мясо Галеб разделил между товарищами, невзирая на предупреждение рыцаря, а кость сунул в траву.
– Как только ратники лягут спать, мы сбежим, – сказал он Ратибору и Полею.
– Ты… что-то… придумал? – хрипло спросил Ратибор, едва шевеля языком.
– Да, друг. Я кое-что придумал.
– Ты уверен, что твоя задумка удастся? – поинтересовался Полей, который, несмотря на рану в плече, выглядел куда лучше рыжего воина.
Галеб покачал головой:
– Нет, не уверен. Но если мой план не сработает, нас всего лишь убьют. А мы с вами видали вещи и пострашнее.
Рыцарь Иоганн вернулся через десять минут. Он несколько секунд разглядывал Галеба, потом усмехнулся и сказал:
– А ты строптивый человек, кузнец. Строптивый и неразумный.
– Делай что хочешь, рыцарь, но я не мог позволить своим товарищам обессилеть от голода, – спокойно ответил Галеб.
– Ты ценишь их жизни выше, чем свою?
– Не знаю. Но жрать мясо на глазах оголодавших людей – это низко.
Рыцарь Иоганн внимательнее вгляделся в лицо Галеба. Впервые в его взгляде промелькнуло что-то, похожее на уважение. Он хмыкнул:
– Славянину-кузнецу знакомы законы рыцарской чести? Никогда бы не подумал.
– Рыцарский дух, подобно Духу Святому, путешествует, где хочет, – сказал на это Галеб. – Границ для него нет, он может найти пристанище в любой из встреченных душ.
– И говоришь ты витиевато, – констатировал, прищурив блеклые глаза, рыцарь Иоганн. – Определенно, ты не простой кузнец.
– Я и не говорил, что простой, – отозвался Галеб, глядя рыцарю в глаза. – Я три раза воевал в ополчении. Рука моя тверда, и я отлично умею управляться с оружием. Так что я не просто кузнец, я – воин.
Иоганн усмехнулся:
– Значит, если я пожелаю тебя заколоть, я заколю не мирного жителя, но воина, и совесть меня мучить не будет?
– Твоя совесть не слишком требовательна, если позволяет тебе убить безоружного, – сказал Галеб.
Рыцарь прищурил блеклые глаза и проговорил не без иронии:
– Нужно будет посоветовать нашему полковому священнику поучиться у тебя плетению замысловатых фраз. Ладно. На первый раз я тебя прощу, кузнец. Но если ты снова посмеешь меня ослушаться, я прикажу своим воинам вырвать тебе язык и отрезать уши. Ковать железо ты сможешь и безъязыким.
С этими словами Иоганн повернулся и зашагал к костру.
Прошел еще час. Выставив двух дозорных, германцы завалились спать. Как только голоса стихли и на смену им пришел дружный храп, Галеб достал из травы кость. Обломок был острый. Не такой острый, как нож, но вполне пригодный для того, чтобы попытаться измочалить веревку.
Дозорные, сидевшие у костра, тихо переговаривались, и порой до слуха Галеба долетали обрывки их фраз:
– …Выгоднее, чем пахать землю, – говорил один, с разбойничьим лицом и сутуловатыми плечами. – Солдат-ландскнехт зарабатывает в месяц больше, чем фермер – за год.
– Ты не прав, Мародер. У фермеров бывают и урожайные годы.
– Плевать я хотел на их урожайные годы. Я за один поход…
Тут ветер изменил направление, и окончания фразы Галеб не расслышал.
