товарищам и что-то коротко им приказал.
В ту же секунду все трое набросились на Галеба, схватили его за руки, развели их в стороны и накинули на запястья веревочные петли. Галеб и понять ничего не успел, а уже был крепко привязан к дубовой кровати.
– Что вы делаете? – крикнул он по-русски. И, увидев недоумение на лицах мужчин, повторил на германском: – Что происходит? Зачем вы меня привязали?
Кадыкастый склонился над ним, посмотрел ему в глаза недобрым взглядом и отчеканил:
– Берегись, если ты нас обманываешь!
Затем снял с кадыкастой шеи медный крестик, поцеловал его, быстро задрал Галебу рукав и приложил крестик к его предплечью. Галеб зажмурился, ожидая какого-то подвоха, но ничего не произошло. Выждав пару секунд, Галеб открыл глаза, посмотрел на растерянную физиономию жилистого и отрывисто спросил:
– Ну? Вы довольны? Теперь вы развяжете мне руки, сволочи?
Кадыкастый прищурился, а затем хлестко ударил Галеба кулаком по скуле. В голове у Галеба бухнул колокол, перед глазами поплыло, и он снова потерял сознание.
Когда Галеб в очередной раз пришел в себя, он обнаружил, что все еще лежит на кровати, но руки его уже не привязаны. Сцепив зубы, он попробовал подняться. Его все еще немного мутило, но в целом он чувствовал себя не так уж плохо. Рана от укуса почти не болела.
Галеб сел на кровати, опустив босые ноги на холодный дощатый пол. Свет пробивался с улицы не через грязно-белую пленку бычьего пузыря и не сквозь промасленную бумагу. Он лился на пол и стену сквозь зеленоватое стеклянное окно, стоимость которого трудно было вообразить.
«Тот, кто здесь живет, – настоящий богач», – подумал Галеб.
С улицы донеслись отчаянные вопли. Морщась от слабости, Галеб поднялся на ноги и, прихрамывая, заковылял к двери.
Когда он вышел на улицу, взору его предстала жутковатая картина. Посреди широкого двора, озираясь по сторонам затравленными глазами, стоял невысокий, коренастый мужчина. Вид у него был совершенно дикий.
Десять или двенадцать мужчин окружили его, и в руках у каждого были вилы, косы или топоры.
– Кузнец Ганс обратился! – крикнул кто-то.
– Злой дух овладел его телом! – вторил ему другой.
– Ганс пропал! Его душа будет гореть в аду! – отчаянно проорал третий.
Со стороны хозяйственных построек к возбужденной и напуганной толпе подошел невысокий сутулый человек в темной рясе. Его седые волосы были коротко острижены, а шея и правая щека, которую видел Галеб, были смуглыми от загара.
– Пастор Зиберт! – крикнул кто-то. – Душой и телом кузнеца Ганса овладел демон!
– Он пропал для нас, отче! – заголосил другой.
Пастор нахмурился и внимательно посмотрел на Ганса, по-прежнему обводившего людей лютыми, безумными глазами, в которых не было и проблеска мысли. Затем сказал:
– Пропустите меня к нему!
Один из общинников, длинный, кадыкастый, тот самый, по приказу которого Галеба привязывали к кровати, глухо пророкотал:
– Отче, вам не следует этого делать!
– Возможно, – отозвался пастор, – но я слышу голос Господа, и он велит мне подойти к Гансу. Или ты хочешь поспорить с Богом, страж Отто?
Кадыкастый с хмурым видом опустил меч и шагнул в сторону.
Пастор прошел чрез разомкнутое кольцо общинников, остановился в трех шагах от обезумевшего кузнеца, посмотрел ему в глаза и проговорил властным голосом:
– Ганс? Ганс, ты слышишь меня?
Обезумевший кузнец вздрогнул и уставился на священника. Тот разомкнул уста для новой фразы, долженствующей отвратить заблудшего кузнеца от зла, но не успел произнести ни слова. Ганс вдруг поднял руки со скрюченными по-птичьи пальцами и, выкатив на священника налитые кровью глаза, медленно двинулся на него. Из оскаленного рта Ганса вылезли кривые, острые клыки.
Пастор Зиберт попятился, вскинул руку, перекрестил кузнеца и быстро проговорил:
– Да сжалится Господь над твоей душой, кузнец Ганс!
Затем развернулся и зашагал прочь, а общинники, подняв оружие, бросились на обезумевшего кузнеца. Тот вдруг повернулся и кинулся к овину. Общинники, воодушевляя друг друга воинственными криками, побежали за ним. Вскоре вся толпа скрылась в овине.
Остановившись перед Галебом, человек в рясе посмотрел ему в глаза и сухо проговорил:
– Ступай в дом. Тебе не следует на это смотреть.
В ту же секунду из овина донесся отчаянный вопль, затем раздались сразу несколько криков. Одна из стен овина с треском проломилась, и на двор
