6
Первого сентября тысяча девятьсот двадцать первого года по Невскому проспекту шагал, сунув руки в карманы кургузой курточки, молодой парень. Из- под лихо заломленного на затылок картуза торчал рыжий вихор.
Остановившись возле щита объявлений, парень уставился на приклеенную к серым доскам газету «Петроградская правда». Первая полоса газеты была целиком посвящена недавнему громкому делу о тайной организации монархистов. Собственно о «деле» там почти ничего не было. А был список расстрелянных заговорщиков, состоявший из шестидесяти одного пункта.
Парень положил палец на список и стал, шевеля толстыми губами, читать фамилии, сдвигая палец все ниже и ниже. Наконец палец замер на строчке «Н. С. Гумилев». Напротив фамилии поэта чернели несколько тускло набранных строк:
«Активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания. Обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов и кадровых офицеров. Расстрелян».
Парень убрал палец с газеты. Несколько секунд он о чем-то размышлял, сдвинув рыжие брови к конопатой переносице. Затем вздохнул, поскреб пятерней в затылке, поправил картуз и, понурив голову, зашагал дальше.
Три дня спустя парень стоял у калитки старой помещичьей усадьбы в Бежецком уезде Тверской губернии.
- Эй! - крикнул он. - Эй, можно вас спросить?
Поднимавшаяся по ступенькам крыльца стройная, высокая женщина в сером пальто остановилась и оглянулась. У нее были черные блестящие волосы и бледное лицо.
- Могу я видеть Анну Андреевну Ахматову? - осведомился парень.
- Да. Это я, - ответила женщина, тревожно посмотрев на парня. - Входите, там не заперто.
Парень стянул картуз, толкнул калитку и вошел во двор.
- Проходите в дом, - сказала Анна Андреевна.
Парень отрицательно качнул головой:
- Нет, спасибо. Боюсь, на поезд опоздаю. Задержался в пути, не сразу вас нашел. Теперь времени в обрез.
Он достал из-за пазухи сверток и протянул женщине:
- Анна Андреевна, это вам.
Ахматова взяла сверток и растерянно на него посмотрела.
- Что это?
- Разверните и увидите.
Женщина развернула коричневую бумагу бледными длинными пальцами и достала толстую тетрадь в черном сафьяновом переплете.
- О боже, - выдохнула она и посмотрела на парня. - Это… от Коли?
В ее серых глазах замерцала такая невыразимая грусть, что у парня сжалось сердце.
- Да, - кивнул он, отводя взгляд. - Он передал это мне. За день до ареста. Тогда уже было известно, что его возьмут. И он… В общем, он просил, чтобы я передал это вам.
Ахматова держала в руках тетрадь, глядя на нее с тоской и со страхом. Парню стало жаль эту красивую, странную женщину с необыкновенным лицом, и он сказал:
- Анна Андреевна, я читал ваши стихи. Они очень хороши. Конечно, не так хороши, как у Николая Степановича, но… - Парень понял, что сболтнул лишнее, и, смутившись, остановился.
- Да-да, - растерянно проговорила Ахматова, глядя на тетрадь.
На ресницах ее заблестели слезы.
- Ну, я пойду, - сказал парень и неловко водрузил на голову картуз. - Мне еще до станции добираться.
- Простите… А вы кто?
- Я студист. Слушатель студии Пролеткульта. - Парень вздохнул и сухо проговорил: - Арест вашего мужа - чудовищная ошибка.
- Ошибка… - тихо отозвалась Ахматова.
- Да, ошибка! Уверен, когда-нибудь люди во всем разберутся и поставят вашему мужу памятник. А я… Я пойду. Всего вам доброго, Анна Андреевна!
- Храни вас Бог, - тихо отозвалась Ахматова.
- Бога нет, - сказал парень машинально, но тут же смутился, приподнял картуз, повернулся и зашагал к калитке.
