— Наше первое свидание, — продолжала она. — Помнишь?
— Конечно. Конечно.
— В этом самом ресторане. Только тогда он был индийский. Как его?.. «Тадж-Махал». Ты предложил его, когда мы договаривались по телефону, а меня не особенно порадовал вариант посидеть в «Пицца Хат». В Кембридже тогда не было даже «Пиццы Экспресс». Бог мой… двадцать лет. Не верится, да? А еще говорят, что память сжимает время. Тот день запомнился мне навсегда. Я опоздала. Ты прождал меня час. Под дождем. Мне показалось, это так романтично.
Изабель устремила взгляд вдаль, как будто двадцать лет материальны и их можно увидеть, сидя за столиком в углу зала. А я смотрел в ее глаза, блуждавшие где-то в бесконечности между прошлым и настоящим, счастливые и печальные, и отчаянно хотел быть человеком, о котором она говорит. Тем, кто двадцать лет назад не побоялся дождя и промок до нитки. Но я не был этим человеком. И никогда им не буду.
Я чувствовал себя Гамлетом. Я не имел ни малейшего понятия, что мне делать.
— Наверное, он любил тебя, — сказал я.
Изабель очнулась от грез и внезапно насторожилась.
— Что?
— Я, — исправился я, не поднимая глаз от медленно тающего мороженого с лимонным ликером. — И я
Изабель протянула руку через стол и сжала мою ладонь. В тот миг я мог вообразить себя
— Помнишь, как мы сплавлялись по речке Кэм? — спросила она. — Когда ты свалился в воду… господи, мы были совсем пьяные. Помнишь? Когда мы еще жили здесь, до приглашения из Принстона и переезда в Америку. Весело было, да?
Я кивал, но чувствовал себя неуютно. Кроме того, мне не нравилось, что Гулливер так долго один. Я попросил счет.
— Слушай, — сказал я, когда мы вышли из ресторана, — я чувствую, что обязан кое-что тебе рассказать…
— Что? — спросила она, глядя на меня. Она ежилась на ветру и держала меня под локоть. — Что такое?
Я глубоко вдохнул, наполняя легкие и надеясь почерпнуть смелости в азоте или кислороде. Я мысленно проговорил то, чем предстояло поделиться.
— Дело в том… понимаешь,
— Думаю, нам лучше перейти на другую сторону, — сказала Изабель, дергая меня за рукав. По тротуару навстречу нам двигались два силуэта — орущие друг на друга мужчина и женщина. Так мы и сделали: стали переходить улицу под углом, отражающим соотношение скрытого страха и поспешного бегства. Этот угол, как и везде во Вселенной, составлял 48 градусов относительно прямой, по которой мы двигались раньше.
Где-то посредине пустой дороги я обернулся и увидел ее. Зои. Женщину из больницы, с которой мы познакомились в мой первый день на этой планете. Она по-прежнему кричала на громадного, мускулистого, бритоголового мужчину. На лице у мужчины была татуировка в виде слезы. Я вспомнил, как Зои признавалась, что любит жестоких мужчин.
— Говорю тебе, ты не прав! Это ты сдвинутый! Не я! Но если тебе нравится разгуливать в виде такой примитивной жизни, на здоровье! Делай как знаешь, идиота кусок!
— Соска замороченная!
И тут она увидела меня.
Искусство отпускать
— Это вы, — сказала Зои.
— Ты ее знаешь? — шепотом спросила Изабель.
— Боюсь… что да. По больнице.
— О нет.
— Пожалуйста, — сказал я мужчине, — ведите себя прилично.
Тот уставился на меня. Его бритая голова вместе с остальным телом приблизилась ко мне.