Сайлеф похлопал ее по руке:
— Надеюсь, скоро пройдет. А пока тебе, наверное, хочется размяться и умыться. Завтра на тебя хочет посмотреть Тиедан, так что мы должны переодеть тебя во что-нибудь чистое.
Энна окаменела. Они заберут ее юбку. Они могут найти пергамент.
— Не беспокойся, я пришлю за твоими вещами какую-нибудь женщину, — сказал Сайлеф, неверно поняв ее испуг.
— Я бы предпочла не переодеваться, — возразила Энна, но Сайлеф не обратил внимания на ее слова.
Он опустил Энну на землю, достал из сапога нож и перерезал веревки на ее руках и ногах. От внезапного освобождения кровь с острой болью поползла в онемевшие части конечностей, и все тело Энны содрогнулось. Она вскрикнула. Сайлеф выпрямился и посмотрел на нее.
— Ты… ты не должна страдать.
Его голос при этом чуть заметно дрогнул.
Энна уставилась на него, разинув рот. Она даже поверила, что он искренне ей сочувствует. Но мгновение спустя, когда он позвал стража, его голос был по-прежнему низким и властным.
Прежде чем Энна успела хотя бы попытаться достать пергамент, Сайлеф вернулся с двумя стражниками и байернской женщиной с синим кушаком на талии. Он отдавал приказы так быстро, что заторможенный ум Энны не успевал их осмыслить. А потом капитан ушел. Стражники остались в шатре, повернувшись спиной к Энне, но прислушиваясь, дабы между двумя пленницами не произошло никаких недозволенных разговоров.
Женщина охала и кудахтала, раздевая Энну, но в ее глазах светилась искренняя нежность. И хотя она была всего лет на десять старше Энны, ее лицо было морщинистым и измученным. Айболд был фермерским городом, и Энна подумала, что годы работы на полях оказались для этой женщины слишком тяжелы. Она смотрела на пленницу, ловя взгляд ее глаз, голубых, как высокое, одинокое небо. Так приятно было видеть чьи-то глаза. Энна качнула головой в молчаливой мольбе. Женщина явно не поняла ее, но утешительно кивнула.
Раздев Энну, женщина быстрыми движениями отерла все ее тело чистой тряпкой, смоченной в теплой воде. Энне хотелось возразить, сказать, что она может сделать это сама, но она тут же поняла, что не может. Так что она просто продолжала смотреть в голубые глаза женщины, чувствуя себя котенком, которого старательно вылизывает шершавым языком кошка-мама, и думать о том, что она сделает после, когда вырвется на свободу.
Женщина закутала Энну в большое шерстяное одеяло, которое слегка покалывало обнаженную кожу, и вышла из шатра, унося грязную одежду. Стражники последовали за ней. Энна видела в щель между полотнищами, что они заняли пост перед входом в шатер.
Вокруг было тихо. В шатре потемнело. Снаружи шипели и потрескивали костры. Энне хотелось бы, чтобы эти звуки утешили ее, словно голос старого друга, но они были так далеко… Энне не хотелось оставаться одной и чувствовать, каким холодным и недостижимым стал мир вокруг нее, чувствовать отсутствие тепла как некое тяжкое горе. В одиночестве ее мысли то и дело возвращались к тому мгновению с Изи, к тому непростительному моменту. При этом воспоминании Энна снова и снова морщилась, и мрачное сожаление не оставляло ее даже во сне.
Энна услышала чей-то голос и медленно проснулась. Вокруг было темно, как глубокой ночью. Но разбудивший Энну голос продолжал звучать в ее голове. Она снова прислушалась к нему. Незнакомый голос. Мужской. Энна открыла глаза.
— Ага, вот она ты.
Это был один из стражников. Он снял шлем, и его светлые волосы встали дыбом, напомнив Энне о Рейзо. Стражник стоял в шатре один и смотрел на нее.
— Всем довольна и не жалуешься? А я вдруг подумал, что ты померла. Ты померла? — Он улыбнулся.
— Нет, — ответила Энна, поскольку стражник, кажется, ожидал ответа.
— Вот и хорошо, потому что меня одолевает любопытство. — Он медленно сделал несколько шагов к Энне. — Я все гадал, как может выглядеть девушка, которая зажаривает людей живьем. Один мой друг, Дюрис, как раз спал в шатре вроде этого, и шатер вдруг почему-то загорелся. Ты не знаешь почему?
На этот раз Энна не стала отвечать. В окружавшей их темноте лицо стражника скрывали тревожные тени. А то местечко в ее груди, которое она прежде наполняла теплом, теперь было полно боли от страха.
— Ты должна мне ответить, понимаешь? Наша драгоценная маленькая пленница. Наша огненная ведьма. Ты заслуживаешь смерти, но вместо этого тебя моют, и кормят, и охраняют, как породистого жеребенка. Ты в ту ночь кое-что у меня забрала. Не получу ли я что-нибудь взамен?
«Ох, — подумала Энна, — ох, вот что…»
Стражник подошел еще ближе, и Энну охватили боль и тошнота от сознания собственного бессилия. Она чувствовала себя как связанный труп. Ее рассудок метался, как больной ребенок, лежащий в задней части фургона. Энна сосредоточилась на страхе внутри себя, пытаясь сообразить, как превратить его в гнев и заставить гнев освободить ее, пробудить ее кожу, помочь ей вновь ощутить тепло, высвободить заснувший огонь… Стражник опустился рядом с ней на колени и коснулся одеяла, в которое Энна поспешно завернулась поплотнее.
Голос мужчины звучал мягко и насмешливо:
— Я просто хочу посмотреть, на что похожа огненная ведьма.
