— Нет, — тихо произнесла Энна.
— Все в порядке, — откликнулся Сайлеф. — Это нам на пользу, Энна.
— Да как ты смеешь? — выкрикнул Финн с яростью, удивившей Энну. — Если ты обращаешься к ней, ты должен называть ее «девица», она тебе не «Энна»!
Солдат ударил Финна кулаком в живот и, когда юноша согнулся от удара, быстро заткнул ему рот грязной тряпкой, которую вытащил из-под рубахи.
— Отпустите их! — Энна вырвалась из рук Сайлефа и встала на ноги, но тут же пошатнулась.
Финн рванулся вперед, словно желая поддержать ее. Сайлеф схватил ее за плечи. Энна вывернулась и упала на землю.
— Послушай, — тихо заговорил капитан, опускаясь рядом с ней на корточки, — то, что они здесь, дает тебе новую возможность. Тебе не придется пить «королевский язык».
— Но их нельзя наказывать из-за меня! — возразила Энна. — Они ничего не сделали!
— Они пытались пробраться в тирианский лагерь, вооруженные, и устроить здесь беспорядки. Они отлично знали, что…
— Нет, они ничего не знали! Это просто глупые мальчишки!
Заметив, как Финн поморщился при этих ее словах, Энна неуверенно поднялась на ноги.
— Нет, я другое хотела сказать. Я имела в виду, что это не их вина, а моя и я должна все исправить.
Она пошла к Финну, не представляя, что может сделать, просто желая освободить парней. Сайлеф схватил ее руки и завел ей за спину.
— Я не позволю тебе пострадать из-за этих мальчишек, — тихо сказал он на ухо Энне.
— Отпусти! — огрызнулась она.
У нее кружилась голова, она чувствовала себя пьяной, не владела собой.
— Заприте пленников покрепче и поставьте двойную стражу, — приказал Сайлеф.
— Нет!
Энна в ярости втянула в себя столько тепла, сколько смогла найти поблизости. Холодная пустота внутри ее наполнилась жаром и чуть не взорвалась, и все тело Энны содрогнулось. Она вскрикнула от боли.
Сайлеф с силой встряхнул ее и крикнул:
— Энна, если ты сейчас подожжешь хотя бы шнурок на чьих-то башмаках, этих парней убьют!
Энна тряхнула головой, дрожа.
— Их убьют, Энна! Клянусь!
Но она уже набрала в грудь тепла, и ей нужно было либо выпустить его наружу, либо сгореть самой. Энна в отчаянии уставилась на стражников, державших Рейзо и Финна, которые ради ее спасения рискнули собственными жизнями. В горле у нее горело, в животе тоже. Боль от удерживания тепла обжигала Энну изнутри, становясь все горячее. Девушка закричала и выбросила тепло в ближайший костер. Тот взорвался пламенем в человеческий рост, мгновенно подняв в воздух поленья и угли.
Энна судорожно вдохнула, и еще раз, и еще, стараясь остыть внутри. Пустота в ее груди стала маленькой и плотной, как картофельный жук. Она чувствовала себя усталой, злой и больной, а разочарованные взгляды Рейзо и Финна давили ей на кожу.
Сайлеф схватил ее за плечи и развернул лицом к себе:
— Послушай, Энна, эти стражники получили приказ. В то самое мгновение, как ты подожжешь хоть что-нибудь в этом лагере, они убьют того, что пониже ростом. Сделаешь это еще раз — убьют второго. И сделают это с радостью. Эти байернцы ранили троих моих людей, прежде чем их схватили. Понимаешь? Ты достаточно соображаешь, чтобы это понять?
— Да, — прошептала Энна, — да, я понимаю. Я поджигаю — их убивают.
— Речь не только о том, что ты на кого-то нападешь, Энна. Если стражники увидят, как огонь поднимается из ямы в земле, или вспыхнет какой-то шатер, или вообще огонь появится где-то там, где ему не положено быть, они выполнят приказ. Тиедан не желает дать тебе ни единого шанса.
— Это нечестно, — выдохнула Энна сквозь обожженное горло.
— Такова цена. Любая вспышка огня там, где его не должно быть, — и они мертвы.
Кроме тех стражников, что держали Рейзо и Финна, поблизости стояли и другие, двое с луками наготове, еще двое с обнаженными кинжалами. Энна ощутила себя побежденной, как будто ее нещадно избили.
— Я понимаю, — повторила она.
Острая боль от долгого сдерживания тепла, ночной холод и дурман давили на нее, и она задрожала так сильно, что у нее застучали зубы.
— Идем, — сказал Сайлеф, обнимая ее за плечи.
Финн нахмурился, то ли от гнева, то ли от смущения, и Энна сбросила руку Сайлефа. Капитан кинул взгляд на Финна и нахмурился.
— Назад в шатер, девчонка! — сурово произнес он.
