Пожарный

приемной, освещенной только парой масляных ламп. Харпер уже какое-то время слышала шум – сначала она принимала его за шуршание ветра в кронах деревьев, беспокойные вздохи и свист, но теперь поняла, что это ворчание возбужденной беспокойной толпы. Весь лагерь собрался? Возможно.

«Тебя убьют через несколько минут», – подумала она. Это была первая ясная мысль с того момента, как ее пощечиной привели в чувство, и Харпер тут же покачала головой. Нет. Не ее. Джона. А ее убьют позже, после того, как вытащат из нее ребенка.

– Позови его, – сказал Бен Патчетт. – Послушаем.

Тихие нервные голоса. Дверь скрипнула на петлях, захлопнулась. Чак Каргилл обошел Харпер и предстал перед Кэрол. У него был нездоровый вид, как будто он только что получил под дых, бледное лицо обрамляли бачки. Джинсы промокли до бедер.

– Простите меня, мать Кэрол, – сказал Чак. Он дрожал то ли от холода, то ли от страха, а скорее всего – от того и другого вместе.

– Я уверена, что тебе не за что просить прощения, – сказала Кэрол тонким напряженным голосом.

– Я и Хад Лури отправились на остров Пожарного, как велел мистер Патчетт, чтобы забрать мистера Льюистона. Он снял брезент со шлюпа и развесил на бортах паруса – проветрить или еще зачем. Мы думали, что он в трюме. Мы думали, он не знает, что мы тут. Думали, что застанем его врасплох. С борта свисала веревочная лестница, и мы начали подниматься как можно тише. Но винтовки пришлось закинуть за плечо. Хад лез первым – и когда он поднялся на борт, этот старый… этот старый ублюдок огрел его веслом. А в следующее мгновение я уже смотрел в ствол винтовки Хада.

Все молчали, а у Каргилла, похоже, не было сил продолжать. Черты лица Кэрол перестали кружиться в хороводе и заняли более-менее правильные места. Харпер усилием воли заставила их не расплываться, хотя от напряжения разболелась голова. Губы Кэрол побелели.

– И что дальше? – спросила она наконец.

– Нам пришлось подчиниться. Пришлось, – произнес Каргилл, упал на колено и, ухватившись за руку Кэрол, начал всхлипывать. Зеленая сопля вылезла пузырем из его правой ноздри. – Простите, мать Кэрол. Я буду носить камень. Я буду носить камень целую неделю!

– Ты хочешь сказать, что он удрал? – спросила Кэрол.

Каргилл кивнул и вытер тыльной стороной ладони слезы и соплю, потом прижал кулак Кэрол к своей щеке.

– Мы спустили шлюп на воду. Он заставил нас. Когда Хад пришел в себя, старик заставил нас помочь ему спустить шлюп. Он держал нас на мушке. Забрал наши винтовки и… и уплыл. Просто уплыл. Мы ничего не могли поделать. Он в одиночку поднял паруса, словно это легче легкого, а мы… мы швыряли камни, да, мы кричали ему – кричали, что он пожалеет, мы… мы… – Он снова всхлипнул. – Мать Кэрол, я клянусь вам, я буду носить камень сколько пожелаете, только не прогоняйте!

Кэрол дала ему еще оросить ее руку слезами, но, когда Чак принялся целовать ее кулак, бросила взгляд на Бена Патчетта. Большой коп вышел вперед и, обхватив мальчишку за плечи, оторвал от Кэрол и поставил на ноги. Потом сказал:

– Мы обсудим, что случилось, в другой раз, Чак. Сегодня мать Кэрол потеряла отца. Не стоит взваливать на нее еще и свои беды. И тебе не о чем плакать. Здесь дом милосердия, сынок.

– Для некоторых, – тихо добавила Джейми Клоуз.

И все же Харпер почувствовала облегчение – такое же, как когда прошли схватки. Дон вырвался. Бен не будет применять плоскогубцы или камни в полотенце, чтобы заставить его говорить. Джейми Клоуз не запихнет ему в рот камень и не затянет петлю на его шее. От мысли, что Дон на шлюпе, что ледяной бриз откидывает его волосы со лба, а паруса наполнены ветром, Харпер почувствовала себя немного лучше. Дон, наверное, зол, ругается и трясется, негодуя на себя, что бросил так много хороших людей. Она надеялась, что он примирится с этим. Выбор у него был простой: остаться и умереть или бежать, когда представится случай. Хорошо, что хотя бы один из них переживет этот вечер.

– Мать Кэрол, – заговорил Майкл, стоявший у входа в палату. Впервые Харпер услышала в его голосе мягкие благоговейные нотки: так говорят не просто влюбленные, а одержимые. – Как вы хотите поступить с Пожарным? Я не могу держать его на уколах вечно. У нас уже кончился версед. Я вколол последнюю дозу.

Кэрол опустила голову. В свете масляных ламп острые углы ее голого черепа отливали бронзой.

– Это должна решать не я. Я не могу. Мой отец всегда говорил: если не можешь найти решения, посиди тихо, молча, и слушай тихий голос Бога. Но единственный голос, который я слышу, повторяет: «Пусть это будет неправда». Он говорит: «Пусть это будет неправда. Пусть мой отец будет жив». Отец хотел, чтобы я любила людей и заботилась о них, а я не знаю, как теперь это делать. Как поступить с Пожарным – должна решать не я.

– Тогда пусть решает лагерь, – сказал Бен. – Вы должны что-то сказать людям, Кэрол. Они уже все собрались, и у половины ум за разум зашел от страха. Люди плачут. Люди говорят, что это все, что нам конец. Вам нужно поговорить с ними. Расскажите, что знаете. Расскажите все. Если вы не слышите тихий голос Бога, послушайте хотя бы их. Их голоса вели нас последние девять месяцев, они проведут нас и через эту ночь.

Кэрол качалась, уставившись в пол. Майкл положил ладонь на ее обнаженную руку – Кэрол была одета в шелковый розовый верх от пижамы с короткими рукавами, – и большой палец чуть двинулся к плечу. Этот жест любовника не заметил никто, кроме Харпер.

– Хорошо, – сказала Кэрол. – Покажем их лагерю.

– В церкви? – спросил Бен.

– Нет! – крикнула Кэрол, словно он предложил нечто непристойное. – Я хочу, чтобы эти двое не входили туда больше никогда. Где-нибудь еще. Где