аварийная редиска.
– Алли, – спросила Рене. – Что случилось?
– Он пропал, он пропал на хрен…
– Кто пропал? Что ты потеряла?
– Я ничего не
Эмили испуганно пискнула и отвернулась от протянутой руки Харпер. Харпер хотела было вытащить девочку, чтобы обнять, но решила, что это испугает Эмили, и просто погладила ее по спине.
Рене сказала:
– Алли, я понимаю, что ты расстроена, но не могла бы ты говорить потише…
– Какого лешего я должна…
– …потому что ты пугаешь малышей. Почему бы не спросить у Ника…
– Спрашивала я! Думаете, я не пошла к нему сразу, как начала искать – пятнадцать минут назад?
Струйка дыма появилась из штанины мешковатого комбинезона Эмили Уотерман.
– Алли! – сказала Харпер. – Прекрати. Из-за тебя Эмили дымится!
– Пожалуйста, Алли, – сказала Рене, положив руку девочке на плечо. – Нам всем очень тяжело, и любой нормальный человек иногда волей-неволей поднимает крик. Но, может, ты посидишь со мной…
– А может, уберете руку? – рявкнула Алли. Она сбросила ладонь Рене. – Вы ничего обо мне не знаете. Вы мне не мама. Моя мама сгорела заживо. А вы мне никто. Не мама и не подруга. Вы, как стервятник, кружите и кружите, выискивая жертву. Вот почему вы все свободное время читаете детям. Вас привлекают их маленькие израненные сердца. Вы кормитесь их одиночеством, как вампир. Вам нравятся дети-сироты, потому что им нужен хоть кто-нибудь. Достаточно прочесть им сказку, чтобы почувствовать себя особенной. Но вы не особенная. Прекратите нас жрать!
В подвале повисла оглушительная тишина.
Харпер не могла вымолвить ни слова – она лишилась дара речи. То ли от ужаса – и представить было невозможно, чтобы смелая, умная, красивая и веселая Алли проявила такую жестокость, – то ли от неожиданного приступа дежавю. Называя альтруизм настоящим эгоизмом, а доброту – формой манипуляции, Алли рассуждала в точности как Джейкоб. И логика ее была неумолима. Получалось, что верить хоть во что-то доброе на этом свете – наивно и инфантильно.
А Рене подняла руку, прикрыв лицо, словно ждала удара. Она смотрела на Алли с выражением немого укора.
Все ждали, что она ответит – скажет что-нибудь в свою защиту, – но вдруг Ник промчался по подвалу и вклинился между Алли и Рене. Он поднял и перевернул бланк для игры, где было написано:
Алли непонимающе уставилась на надпись. Потом выхватила бланк из руки Ника, скомкала и швырнула ему в лицо. Комок бумаги отскочил ото лба мальчика на пол.
Ник отшатнулся, словно его толкнули. Харпер никогда в жизни не видела такой неприкрытой боли на человеческом лице.
Ник кинулся прочь. Никто не успел остановить его, а он уже добежал до лестницы. У ступенек он в последний раз бросил на старшую сестру взгляд, полный ответного яростного презрения. Подобно эльфийской внешности, дар ненависти, похоже, передавался в их семье по наследству.
Харпер кричала ему вслед, чтобы он остановился. Но Ник, разумеется, не слышал – не мог. Харпер бросилась за ним, но он уже пронесся по лестнице, хлопнул наверху дверью и исчез под снегопадом.
Харпер удрученно посмотрела на Алли.
– Ну? Что? Хотите что-то сказать, сестра Ноль-без-палочки? – спросила Алли.
– Да, – ответила Харпер, призвав на помощь всю силу духа Джули Эндрюс, которую хранила в сердце. – Плохой спектакль. Просто отвратительный. Ник тоже потерял маму, и ты – все, что у него осталось. Стыдно. А ведь он выбросил две звезды!
Реакция Алли поразила Харпер до глубины души. Лицо девочки сморщилось, и она начала всхлипывать. Алли плюхнулась на пол, прижавшись спиной к пружинам опрокинутой кровати.
Увидев это внезапное признание поражения, близнецы Нейборс, Джейми Клоуз и остальные члены неофициального, безымянного сообщества имени Алли – сестринства сирот с бритыми головами – бросились к ней. Даже Эмили Уотерман, выбравшись из-под койки, подбежала к Алли, чтобы обнять. Девочки, взяв Алли за руки, сгрудились, шепча что-то утешительное. Гейл Нейборс принялась потихоньку собирать рассыпанные вещи. Войди кто в комнату, он решил бы, что это Алли только что бросили в лицо злые и унизительные слова, а вовсе не Рене или Нику.
Харпер вернулась к своей койке, стоявшей под прямым углом к койке Рене. Та уже сидела на краешке матраса и, похоже, чувствовала себя такой же расстроенной и измученной, как и Харпер.
