что похоже он сговорился с одной из дочерей Торговца Хурпуса.
Эту самую дочку никто не видел с тех пор, как Смоляной покинул доки, и кое-кто поговаривал, что она влюбилась в капитана и сбежала с ним. Еще ходила сплетня о Рейне Хурпусе и его беременной жене Малте. Слухи говорили, что они пришли на встречу Торговцев Дождевых Чащоб как раз тогда, когда там появился Лефтрин и он передал Малте Хурпус какое-то секретное послание и возможно, невероятно ценное сокровище из города Элдерлингов Кельсингры. С тех пор, ни одного из так называемых Элдерлингов, в Кассарике никто не видел.
По тому как она поджала губы, он догадался, что она не одобряет Рейна и Малту и когда он намекнул, что разделяет ее презрение, они здорово продвинулись и она стала очень откровенна во всем, что знала. Матриарх семьи Хурпус молчала об их местонахождении или о том, разрешилась ли беременность рождением жизнеспособного ребенка. Отсутствие информации говорило о многом, как и то, что Яни Хурпус выглядела осунувшейся и встревоженной. Девушка подозревала что родился монстр, спрятанный от всех, вместо того, чтобы быть уничтоженным.
Чтобы вернуть ее от внутренней политики Дождевых Чащоб к теме по-настоящему интересовавшей его потребовалось немного времени. Он хотел сплетен о Кельсингре и особенно о своей жене, но не мог спросить об этом прямо. В конце концов он вернул ее к тому, как Лефтрин впервые говорил с Советом об экспедиции. Ее там не было, но она подробно рассказала о том, как «эта Элдерлингская Малта» влезла в дела Совета якобы по праву представлять своего пропавшего брата Сельдена, который в свою очередь должен бы представлять драконов, как-будто у драконов есть права говорить в Совете!
Она подозревала, что заявление Сельдена о том, что он понимает драконов, на самом деле просто еще одна попытка Элдерлинга Хурпус захватить больше власти. Все знают, что они мечтают быть королем и королевой и править всеми в Дождевых Чащобах. Ее обличительные речи наскучили ему задолго до того, как она сама устала от них. И все же, она не ушла, пока не доела последний пирожок. Выяснить, что похоже никто не знает, что-же Смоляной обнаружил в верховьях реки, стоило ему потраченного дня и горстки монет.
Он выглянул в маленькое окно. Темнота. Но, поскольку Гесту казалось, что вокруг темнота с того момента, как он прибыл, он пришел к выводу, что таким образом время не определишь. Плотный полог леса скрадывал то небольшое количество света, которое давало солнце поздней зимой. Надежнее было положиться на собственное чутье, которое подсказывало, что сейчас как раз подходящее время, чтобы вернуться. Он сложил серебряные монеты невыскоим столбиком рядом с чашкой и поднялся, чтобы уйти. За пределами уютной чайной комнаты поднялся сильный ветер. Опавшие листья, коричневые иголки и клочки мха сыпались с ветвей.
Гесту понадобилось несколько мгновений, чтобы сориентироваться и, поднявшись на два пролета выше и пройдя по ветви, оказаться у жалкого раскачивающегося сооружения, где была его комната. Когда он добрался до места, барабанивший по верхушкам крон дождь, обрушился и сюда. Он падал большими каплями, полными травинок и грязи, собранных по пути. Он был рад, что ему не придется проводить здесь ночь: он полагал, что болтаться в клетушке на ветру ничуть не лучше, чем на корабле в море.
Он потянул за ручку, но дверь оказалась закрыта изнутри. — Реддинг? — позвал он с раздражением, но не получил ответа. Как он посмел! Пускай Гест сыграл с ним глупую шутку, поручив ему доставить жуткую посылку. Но это же не значит, что Гест заслуживает стоять на ветру и дожде. — Проклятье, Реддинг, открой же дверь! — настаивал он. Он забарабанил в дверь, но ответа не последовало. Дождь полил как из ведра. Гест навалился плечом на дверь, но сумел открыть ее лишь на ширину ладони.
Он заглянул в полутемную комнату. — Реддинг! — Его крик быстро прервала смуглая мускулистая рука, резко схватившая его за глотку.
— Тихо, — скомандовал низкий, так хорошо знакомый ему голос.
Дверь частично открылась и его втащили внутрь затемненной комнаты. Он споткнулся обо что-то мягкое и тяжелое и упал на колени. Когда он упал, рука ослабила хватку на его горле и он долго кашлял, перед тем как смог сделать полноценный вдох. Тем временем дверь захлопнулась. Единственный свет в комнате давали угли в маленьком очаге. Он мог разглядеть только, что предметом, блокировавшим входную дверь, было человеческое тело. Между ним и выходом стоял Калсидиец. Тело на полу было неподвижно. В комнате воняло.
— Реддинг! — Он дотянулся до тела и коснулся грубой хлопковой рубахи.
— Нет! — Голос Калсидийца выражал полное презрение. — Нет, это Арих. Он пришел один. Твой человек сначала неплохо себя с ним повел. Он передал посылку и Арих понял, что она означает перед тем как умер. Это было необходимо, конечно-же. Было недопустимо, чтобы после своего чудовищного провала он умер с надеждой. Конечно у него были вопросы, на которые твой человек не мог ответить, так что мне пришлось вмешаться в ход их встречи. Он был так удивлен увидев меня, почти так же, как и твой человек. Перед тем как я казнил Ариха, он рассказал кое-что, что заставило меня думать, что Бегасти Кореда больше нет. Какая жалость. Он был умнее Ариха и возможно, у него было больше информации. Не говоря о том, что Герцога так радовала мысль о том, что Бегасти узнает руку своего единственного сына.
— Что ты здесь делаешь? И где Реддинг? — Гест медленно приходил в себя. Он поднялся на ноги и отступил к плетеной стене комнаты. Хлипкая комната раскачивалась от его шагов, вызывая тошноту, или может это было головокружение вызванное ужасом всей этой ситуации. Мертвый человек на полу комнаты за которую он расплатился, обвинят ли его?
— Я выполняю здесь поручение Герцога. Я должен достать для него части дракона. Помнишь? Это была причина по которой я послал тебя
