как и все молодые хоббиты.
Приятно вдруг стало думать о Ётунштрудель – впервые без содрогания от перспективы нянчить ее бородатых детей. Бородатому мне внезапно открылось, что она, как бы это сказать… ВПОЛНЕ! То есть ОГО-ГО! Очень даже ничего! Я вполне разделял восхищение Главбуха по поводу моей несостоявшейся супруги.
«После ремонта у бабули (ремонт сделать надо), обязательно найду способ увидеть Штрудель, – подумал я, – главное, найти способ переправиться… А что? Вот пойду в лабораторию, починю им что-нибудь несложное, полку, там, прибью, или бачок сливной расширю, а взамен они меня в Скандинавию телепортнут. Почему нет?! Гномов они уважают».
От этих мыслей по всему телу побежали приятные, мелкие-мелкие мурашки.
Поговорю с ней – почему не поговорить? Правда, чего греха таить, к серьезным отношениям я не стремлюсь. Вся эта история с похищением и быстрой женитьбой без возможности отказаться, конечно, была против хоббитских правил: мы сторонники добрых традиций и права на выбор. Зато теперь уж если встретимся, я на сто процентов проявлю новообретенную изысканность цверга. Теперь-то я знаю, как суровый бородач должен признаться в любви. Внимание, рассказываю.
У цвергов это происходит следующим образом.
Где-нибудь, например, в гоблинской лаборатории, берется цветочный горшок потяжелее, желательно глиняный и с кактусом, затем начинается встреча с цвергиней. Вы прячете подарок за спиной и пытаетесь отвлечь ее внимание – на погоду, цены на нефть и любые другие ничего не значащие темы, а сами тем временем подкрадываетесь ближе и ближе. Затем, когда она поднимает на вас ясные глаза, пытаясь понять, какого лешего вы спросили ее, чем ротор отличается от стартера, надо резко замахнуться горшком и опустить его избраннице на башку. Всё. Признание окончено, ждите ответных действий.
И что – кто-то в шоке?
Да бросьте. Всего-то старинная традиция ухаживания; считается, чем крупнее вырастет шишка на голове цвергской девушки, тем больше драгоценных камней и урановой руды извлекут из недр будущие муж и жена. Вот как надо, а то привыкли – вздохи, стихи, киношка…
Думая, как гном, я реже и реже рисовал мысленный портрет Алины. Если и вспоминал, то принимался сравнивать с Ётунштрудель. Трудно поверить, но Алина уступала ей во всем, кроме роста. Вот изменился, так изменился!
10. Привет от Уни-Говорящие-Слюни
Резкий стук в дверь прервал приятное течение моих новых, далеких от обычных хоббитских мыслей. Билль ворвалась в нору с криком: «Ой, Боббер, что сегодня было, что было!!!». Топот маленьких ножек докатился до гостиной, и вот, пожалуйста… вместо родного брата, быстро запихивающего в рот последний кусочек торта, сестра узрела чудище, про которое спешила ему рассказать. Билльбунда вся обмерла. Ее лицо менялось, как растворы в пробирках Урмана, оно было: полностью бледным, целиком красным, белым с розовыми пятнами, вытянутым сверху вниз, скомканным в одну точку, растянутым слева направо. Сестра соображала со скоростью звука. Трудно сказать, о чем беспокойная малышка успела подумать. Спустя полминуты это было неважно.
Трам! Бам! Тарарам! Она стала хвататься за все, что попадалось ей на пути, и бросаться в меня. Бдых-бдых!! Самые крупные вещи, например, сундучок, украденный у соседа, удалось поймать. Падение других, особо громоздких, таких как часы с кукушкой (они всегда стояли в этой норе), я смягчил цвергским телом. Бабац!!! И, конечно, приходилось уворачиваться, особенно от чашек и тарелок. Какая храбрая! Я хвалил ее за каждый новый бросок, давал советы, где взять ту или иную вещь. Биллька свое дело знает – настоящая амазонка. Подобрала утюг, метнула, и большущий кусок штукатурки вывалился из стены. Расколола пустую копилку об угол камина. Разбила гантелями оконные стекла. Устроила показательное выступление по метанию тарелок в движущуюся мишень и разнесла к едрене фене два чайных сервиза.
Мы носились из комнаты в комнату, и это было… ХОРОШО, совсем как в детстве… «А главное, – с восторгом думал я, – сколько теперь всего придется починить, исправить, наладить – вот здорово!».
И вдруг мою преследовательницу осенила мысль. Сестра застыла, когда я чуть было не вырвался во двор.
– Подожди! – крикнула она.
– Ну чего? – с неохотой откликнулся я, предвкушая, как мы разнесем весь двор.
Она подошла ко мне, очень внимательно посмотрела и серьезно так сказала, почти потребовала:
– Побегали – и хватит. Пошли, сядем, поговорим!
– Давно бы так, – заулыбался я, и мы вернулись во взбудораженную гостиную. Там и без того порядка никогда не было, а теперь получился полный караул. Строительный мусор.
Странно, что на руинах стояло целехоньким мое недавно отремонтированное кресло. Я осторожно погрузился в него. Узковато, тесновато, надо бы новое смастерить. Ну я даю!!!
Сестренка смело вплотную подступила ко мне, строго посмотрела в глаза и спросила:
– Почему ты говоришь и ведешь себя в точности, как мой брат Боббер? А? У тебя его голос, движения, как у него, но другое тело! Почему?
– Ха! Я и есть твой брат, – я ткнул себя пальцем в грудь, – утром вы с бабулей не желали меня слушать.
