Когда до столкновения с планетой оставалось пару сотен ярдов, белый свет погас, и я очутился во влажном, зловонном месте, вроде пещеры цвергов. Меня тотчас резко подбросило, и я прилип к неровному потолку, и стал, как плененная муха, бессмысленно болтать лапками.
Вдруг появился свет, он просочился сквозь множество треугольных отверстий, расположенных двумя рядами, и принес с собой струю свежего воздуха. Внизу что-то шевелилось, большущее, черное, живое… язык! Типичный драконий язык, раздвоенный, как у всех ползучих гадов.
Ну и ну! Хорошие новости! Сквозь забор белых клыков виднелась плавно приближающаяся линия берега. Чудовище, в пасти которого я оказался, летело к острову.
О, как!
Значит, размером с овчарку, да? Малыши, да?
Шеф, а я верил вам! Вот где пригодился бы резак Урмана.
Тряхнуло, судя по всему, мы приземлились, и я почувствовал, как отклеиваюсь от неба. Раздалось громкое «Кхххххрррррррр».
Я полетел вниз и плюхнулся на язык, драконий язык для хоббита что-то вроде мягкого широкого бревна. Нам с языком оказалось по пути, он тоже двигался к забору из клыков. Рассмотрев их поближе, я успел заметить, что многие зубы не такие уж и белые – почернели, сточились, а вон тот коренной нуждался в пломбе.
Ворота пасти распахнулись, как люк грузового звездолета, и вот передо мной солнечный Комодо… Земля! Свобода! Воздух! Сзади прогрохотало, как из пушки, и от ударной волны я полетел руками вперед из пасти лицом в песок.
11. Как хоббиты тонут
Не успел я опомниться, встать на ноги и отвесить низкий поклон дракону-спасителю, как могучая волна слизнула меня с песка и потащила во влажную пасть океана. Я барахтался, кричал, вопил, но стал бы огромный дракон спасать пищащего комара? Или чайка? Или осьминог из синих глубин? Ясно как день – положение безнадежно, и аквариум глаз моих наполнился тоской. Песчаная полоска острова и масляно-зеленые верхушки пальм уходили вдаль, как прекрасное прошлое. Становились меньше, тоньше, прозрачнее. Проклятое течение! «Это конец», – понял я и расслабился.
Хоббиты не тонут, то есть тонут, но не сразу, мы обычно всплываем, как та штука, о которой не принято говорить. К тому же агентская униформа от Юдааша оказалась по совместительству спасательным жилетом. При наличии пресной воды и удочки я бы мог отправиться в кругосветку. Всего каких-то полгода странствий, штормов и поиска смысла жизни… Достиг бы материка, сколотил хижину из драконьих зубочисток и засел за мемуары. Осталось бы найти издательство, выйти в тираж и получить мировую известность, в пределах планеты, разумеется. Хотя… Я лично не против, если слава Боббера- писателя дойдет до Базы и воссоединит меня с нею.
Припекало. Я перевернулся на спину и начал кадр за кадром проматывать свою мохноногую жизнь, то бишь подводить итоги. На фоне синего неба под вскрики ленивых чаек побежала цветная лента воспоминаний. Дрейфую и вижу, как совсем еще маленьким восседаю на горшке в компании игрушек. Идеально прибранная бабушкина нора. «Где мои мама и папа, – спрашиваю, – у других хоббитят и родители есть, и бабушки с дедушками, а у меня только ты, бабушка. Почему?».
Бабуля прикидывалась то глухой, то слишком занятой, отвлекала печеньками, но я настаивал. Бабуля плясала, пела гимн Базы (Vivat Basa! Vivant goblinus! Vivat hobbitus!), но я гнул свое: почему, почему, почему. Горшок тем временем наполнился, и я пригрозил его опрокинуть. И тогда старушка сдалась: страсть к чистоте оказалась сильнее.
«Все это мордорский синдром, будь он неладен…» – сказала она и заплакала, я тоже пустил слезу, хотя мало что понял. Больше почувствовал, чем понял. Мордорским синдромом хоббитов начинают запугивать с рождения, и в детском воображении поселяются чудовища. С возрастом хоббиты понимают, что это такое, а в детстве каждый сам придумывает себе объяснение.
Припекало. Я нырнул, освежился и снова подставил мордаху солнцу. Еще чуть-чуть, и захочется пить – соленая вода не годится: она смертельно опасна, особенно для хоббитов. Хоть чему-то нас научили на кратких курсах хоббитской грамотности, организованной гоблинами-волонтерами. Вот как бывает, друзья, падал с высоты, без парашюта, по всем здравым размышлениям просто обязан был разбиться, ан нет – от жажды, от жажды наказано мне погибнуть. Извините, отвлекся, продолжаем…
Вспомнил появление в моей жизни сестренки Билльки. Бабушка принесла глубокой люминисцентной ночью кричащий сверток, я тогда был юношей, мечтающим о хоббителках, и по ночам почти не спал. «Это твоя сестра, Билльбунда», – сказала бабушка. «Откуда она, ба?». «Я не могла оставить ее там, – сказала ба то ли себе, то ли нам обоим. – Пройдет месяц, другой, и крошка станет такой же безнадежной, как ее мать… Здесь мы вырастим ее нормальной девочкой!».
Хоббиты боятся навещать больных родственников: синдром заразен. Представляю, как рисковала бабушка, тайно проникая в психиатрическое отделение больницы к моим родителям. Оттуда не выпускают…
В том же году я впервые встретился с долговязым, он стоял на улице, держал разводной ключ размером с дубину, а напротив жались друг к другу домовые из отдела утилизации. Ури всё рвался починить их сломанный мусоровоз, умолял и порывисто размахивал ключом. Теперь представьте себе: крошечные домовые вдвое меньше хоббитов, Ури-переросток, его огромный инструмент… Домовые фыркали в густые бороды и бубнили что-то вроде «Изыди, мохноногий бес!».
