– Ужасно хочется!
Сверху что-то упало, и шатер окончательно рухнул; нас накрыло прорезиненной тканью. Урман никак не мог втолковать Вильгельму, что надо просто взять и проделать дыру, и тогда бы мы спокойно вылезли. Немцу, видите ли, хотелось знать точные координаты и размеры, надо ли обшивать края, и будет ли отверстие использоваться после того, как мы вылезем.
– Слушай, ты, хватит выделываться! – заорали мы на него в два голоса, когда он дошел до того, что пытался убедить нас сделать отверстие в форме треугольника. – Просто дырку сделай, да?
– А не то на болты разберем! – добавил Урман.
– Или Хаю Гадовичу в рабство продадим! – предложил я.
– Не нато так орать, хоппит, Вильгельм стелать тырка! – уломался робот, и через две секунды мы оказались на свободе.
14. Египетская сила
Использовать гоблинскую лабораторию для телепортации мы не могли. Если дошло до того, что шеф лично пожаловал к хоббитам (чего никогда не делал), то теперь к охоте подключатся и гоблины, и тролли, и андроиды, и домовые, и Синелицый, и улитки с гусеницами, и заспиртованные монстрики из медицинской лаборатории… Говоря бабулиным языком, «и скоро вам настанет полное Сауроново око».
Опасения подтвердились. Стоило нашей доблестной троице выскочить из галдящего кабака, как мы тут же нарвались на отряд из шести воинов- золотоордынцев – тех самых андроидов, которых Акула подговорил выгнать хоббитов из столовки.
– Вот они! – крикнул один, указывая на нас кривым мечом.
– Прекратить орать! – возмутился Вильгельм, преграждая им путь. – Не сметь! Какие есть фаши полномочия?
Воины остановились озадаченные.
– Ерундой не занимайся, – предупредил высокий усатый монгол с длинной плетью. – Этих двух клоунов ждет шеф, их надо просто доставить.
– Назови свой порт приписки, робот, – подключился монгол пониже с топориком за поясом. – Я вижу ты не местный. Из департамента что-ли?
– Не фаше тело! – Вильгельм показал на застывшего от страха Урмана. – Фот мой херр комантор, шеф, посс, комантир и кенеральный тиректор. И фи фсе хотить ф назат, прочь и катиться колпаской в Мортор, шнелля, шнелля!
Я вопросительно глянул на Урмана, он скромно улыбнулся, и сразу стало ясно, кто пополнил Рентгену его скудный словарный запас робота-чиновника. Андроиды обалдели: на Базе ни одна муха не смела обзывать их, а тут нате – робот низшего ранга, которому даже на взлетно-посадочной полосе убираться запрещено, и дерзит!
– Фи, крязный фарфар! – добавил Вильгельм и выстрелил из щели на животе дымящейся белой сосиской; снаряд ударил высокого монгола по носу.
– Валим отсюда! – крикнул я и потащил остолбеневшего Урмана в переулок. – Пусть сами разбираются…
– Фалите, фалите! – согласился вездесущий Рентген. – Я сатершу их!
И тут, наконец, утконосый друг пришел в себя:
– Никаких «задержу»! Вилли! Я вложил в тебя слишком много сил, чтобы оставить андрюхам на растерзание! Вероятность того, что тебя демонтируют, составляет девяносто пять процентов. Бежим вместе.
Бегал Вильгельм плоховато, у нас выходило и легче, и быстрее, а он громыхал и скрипел, как бай-джанская грузовая баржа на посадке. И все же благодаря тому, что робот метко отстреливался, а путь выбирался самый путаный и узкий, нам удалось оторваться от преследования и выйти за пределы хоббиточьего квартала.
– Куда теперь? – Ури дышал, как утюг в режиме отпаривания.
– В библиотеку, – обронил я, с трудом переводя дыхание.
– В библиотеку? – по-моему, он решил, что я сбрендил и повернулся к Вилли за поддержкой. – Ты слышал?
– Во-первых, это тихое место, в котором… – принялся объяснять я.
– Ох-хо-хо!
Какой же у него бывает ехидный смех!
– Тихое, в смысле, я уверен, что там не будет засады, понимаешь? – я с трудом подавил желание заехать Урману в нос.
– Да, но Пикассян и эти… пространства, не поддающиеся математическому описанию… – начал возражать он, собираясь пуститься в очередную заумную лекцию по теории вероятности и чему-то там еще.
Вильгельм тактично молчал, процессор в его голове щелкал, как рубильник.
– Правильно! – обрубил я. – На эти пространства я и надеюсь.
Стоило входным дверям чудесного места под названием библиотека закрыться, как нас тотчас окружила плотная темнота. Это как запереться в шкафу без фонарика.
– Жарким летом я люблю разглядывать сыр, – произнес в темноте голос Пикассяна, – а что любите вы, господа?
– Я люпить марширофать! – мгновенно выдал Рентген, хотя его мнение вообще никого не интересовало.
