– Не-а. Я даже и не знал ничего. Отправились на охоту, а ночевать заехали уже сюда. Оно, может, и почаще бывал бы, и даже скорее всего. Да только меня тогда умыкнули в Москву. А домик стоит. Хм. Я даже удивился, когда Ефремыч, ну этот мужичок из Канцелярии, на мой вопрос ответил, что домик стоит и ждет не дождется моего появления.
– Места здесь просто загляденье. А во-озду-ух… Свежий, пьянящий. И главное, комаров почти нет. Непонятно, отчего так.
– Сам не знаю. Но, наверное, знающий человек место подбирал. Да иному и не доверили бы.
– Петь, ты не подумай, я не хочу лезть в твои государственные дела… – Анна повернулась на бок, все так же держа голову на откинутой руке мужа, как на подушке, и заглянула ему в глаза.
– Анечка, ты вообще-то моя супруга, а потому вместе со мной ответ перед Господом за Россию-матушку держать будешь. Иль думаешь, настояла на своем, отказалась от коронации, и взятки гладки? По сути тут и разницы великой нет, потому как муж и жена – половинки одного целого. А еще говорят, что ночная кукушка всяк дневную перекукует. Иль не слышала?
– Слышала.
– Ну тогда давай выкладывай, чего у тебя наболело. Такие замечательные деньки у нас удались, что, так и быть, можно и поработать немного, – слегка потормошив, подбодрил ее Петр.
– Я насчет Крыма и вообще татарских земель. Не слишком ли жестко ты обошелся? Понятно, что там все больше твои генералы старались, но ведь с твоего попустительства.
– И даже по моему устному повелению, – сразу став серьезным, ответил Петр. – Хочешь понять, отчего так? Оно конечно, может, я и не прав, история и потомки вынесут приговор и мне, и генералам моим – Миниху, Ласси, Леонтьеву да Румянцеву. Одни будут поносить, другие нахваливать. Но сегодня, сейчас я иного выхода не увидел. Сотни лет Крым дамокловым мечом нависал над землями русскими. Сотни тысяч сгинули, защищая от крымчаков свой дом или не выдержав утомительного перехода в полоне. Еще больше оказались в рабстве, и многие тысячи пребывают в рабстве и сегодня.
– Значит, ты хотел просто отомстить? Выместить свою злость?
– Я хочу, чтобы Крым навеки остался русской землей. А значит, там должны жить русские. Только та земля, которую пашет русский крестьянин, становится русской. Никакими штыками не удержать и пяди земли, если там не живут люди, считающие ту землю своей Родиной. Татары всю свою жизнь были воины и жили грабежом да набегами. Каждый их мужчина воин. Он знает это с рождения и растет с тем знанием. Когда мы с трудом формируем армию, а потом еще и обучаем солдат, татары просто бросают клич и собирают многотысячное войско. И рядом с этими волками я должен поселить русского крестьянина. Спору нет, если он разъярится, то места окажется мало всем. Вот только терпение у него поистине безграничное. Да и одной только ярости мало, нужно еще и умение. Но опять-таки я хочу, чтобы те земли легли под плуг тружеников, а не того, чтобы крестьяне с оружием в руках защищали свои дома. Вот и получили приказ мои генералы – в случае проявления малейшего непокорства карать нещадно. Потому и потянулись вереницы беженцев на турецкую сторону. Сегодня считай половина жителей Констанцы крымские татары, да и по Добрудже[16] их немало.
– А пленные? Ты ведь еще и награду объявил за каждого пленного. Поди под это дело казачки да солдатики гребли всех подряд.
– Не без того. За всем не уследишь. Ну да и бог с ними. Не одобряешь? А зря. Даже те, кто ушел к туркам, вернутся, чтобы грабить наши земли. Иначе им не прокормить свои семьи. Волка остановят только две вещи: страх и смерть.
– А как же с теми, кто остается? Ведь теперь они твои подданные.
– Тем татарам, кому не повезло вначале, я уже ничем не помогу. Над остальными воля и закон России. За обиду, нанесенную татарину, обидчик ответит так же, как если бы обидел русского. И за это с уполномоченных на то лиц спрос будет строгий.
– А отчего ввел награду за полоненных, да еще чтобы без ран серьезных? Иль за угнанных славян обида взяла? – потеревшись щекой о плечо мужа, поинтересовалась Анна.
– При чем тут обида? Я не на потешном поле на Масленицу кулаками машу, чтобы обиды держать. Какой толк России от убитых? В набег более не пойдут, и только-то.
– А от пленных?
– Работать будут. Ты разве не знаешь, что еще после первого столкновения с крымчаками я всех пленных определил на рытье канала между Волгой и Доном?
Петр даже изогнулся, чтобы посмотреть в лицо жене. Она же в свою очередь скосила глаза вверх, глядя на него. Чем вызвала улыбку мужа, уж больно потешно выглядела.
– Канал уже прорыли, – опять устраиваясь поудобнее и прижимая к себе Анну, начал пояснять Петр. – Использовали старинный волок между Камышенкой и Иловлей. Правда, дело больно затратное вышло, опять же шлюзов пришлось установить невесть сколько, потому как к лету вода в реках падает. Но управились. Нам этот путь теперь до зарезу надобен будет. Пусть война еще продлится, то не беда. Того, что мы вышли к южным морям, уж никто не изменит. И султан никуда не денется, согласится с тем, чтобы мы торговлю морскую вели.
– А новых пленных куда? И сколь их уж набралось?
– Набралось достаточно. Тысяч пятьдесят уже, не меньше. И число их понемногу множится. Но работа всем найдется. Страна у нас необъятная, а
