— Тебе не кажется, что ты привлекаешь к себе излишнее внимание? Сцена-то со стороны смотрится двусмысленно. Еще неизвестно, в каком ракурсе ее преподнесут твоему дражайшему супругу. Готов поспорить, что это он приставил к тебе вон тех соглядатаек.
— Ничего ты… — зашипела либерьянка, но Филипп опять не дал ей договорить:
— А учитывая, что ты уже не подданная Веритерры, я ведь могу по старой памяти и усугубить ситуацию.
— Ты не станешь этого делать, ты же все последствия наперед просчитываешь!
— Намекаешь на дипломатические осложнения? Ай, умная девочка! Только последствия-то могут быть лишь в одном случае: если твой муженек пожелает признать твое легкомысленное поведение. А я знаком с ним куда дольше твоего! Ему проще организовать для тебя несчастный случай, чем продемонстрировать всему миру свои ветвистые рога.
— А за себя не боишься? — слова женщины так и сочились ядом.
— Ко мне твой венценосный супруг уже как-то подсылал убийц. Можешь на досуге поинтересоваться у него, что из этого вышло. Магия Слова — весьма удобная штука, знаешь ли.
— Я тебя ненавижу! — бросила либерьянка.
— Счастлив слышать! А то моя совесть была неспокойна, вдруг ты до сих пор по ночам рыдаешь в подушку из-за моего отъезда.
— Отпусти! — прошипела Марьяна.
— Как скажешь, дорогая! Рад был повидаться!
Женщина молча развернулась и удалилась в сторону боковой галереи.
— Мне жаль, что вы стали свидетельницей этой безобразной сцены, верита Феодоссия, — обратился ко мне магистр. — Надеюсь, что непревзойденное искусство верита Демара сможет изгнать ее из вашей памяти.
— Да пусть знает, какие сучки на белом свете встречаются! — заявила в ответ слегка расслабившаяся Брианда.
— Милая, ты не забыла, что у вериты Феодоссии день рождения и портить ей настроение как минимум невежливо? Кстати, зачем ты начала дразнить ее высочество? — Магистр сделал приглашающий жест, и мы двинулись дальше.
— Не смогла удержаться, — повинилась художница. — Впрочем, пусть скажет спасибо, что я ей морду не набила!
Брат с сестрой умудрялись даже столь напряженный диалог вести с такими лицами, словно беседовали о погоде. Я прислушивалась к их беседе, стараясь тоже удерживать незаинтересованное выражение лица. Боюсь, у меня это получалось плохо: мне не понравилось высказывание либерьянки насчет подкладывания новой подружки под магистра. Может, я ошибаюсь, конечно, но, кажется, она говорила обо мне. Я что, произвожу впечатление распутной женщины?
— Вот это бы точно привело к дипломатическим осложнениям! — продолжал меж тем верит Филипп.
— Да знаю я! А чего ты так задергался, когда эта склизкая гадюка попыталась дотронуться до Феи?
— Потому что еще не забыл, чем были начинены конфеты, присланные верите Феодоссии от твоего имени.
— Димушь? Точно, это ж либерьянская отрава! Ты думаешь, это была Марьяна?
— Я не знаю, что думать, Брианда! Ведь, кроме кастелянши, эту таинственную посетительницу никто не видел. Так что лучше лишний раз проявить бдительность. И, может быть, мы, наконец, уже сменим тему?
— Да, пожалуй! — согласилась художница, глянув на меня. — Впрочем, мы уже практически пришли! Вон вход в театр.
Столичный театр оказался огромным зданием с зеркалами, скульптурами и широкими лестницами. Публика и впрямь блистала нарядами и драгоценностями. Мы не стали задерживаться в холле, а сразу поднялись в какой-то странный, узенький, выгнутый коридорчик, по левой стене которого тянулся ряд дверей, в одну из которых мы и зашли. За дверью скрывалась небольшая комнатка, обитая красным бархатом. По правую руку стоял диван, а напротив него висело большое зеркало в золоченой раме. Брианда немедленно кинулась прихорашиваться, а я все пыталась понять, куда это мы попали.
— Вам что-то не нравится, верита Феодоссия? — вежливо осведомился магистр.
— Нет, что вы, здесь очень красиво! Просто мне казалось, что в театре должен быть зрительный зал, как на факультете Искусства.
— Зрительный зал здесь есть, и намного лучше, нежели в Академии. Он скрывается за той портьерой, — пояснил мужчина.
Я тут же смутилась, осознав, что опять ляпнула глупость.
— Но я тоже никогда не понимал, зачем нужно тратить место на аванложи. Все равно никто не приходит сюда в верхней одежде.
— Не занудствуй! — оторвалась от зеркала Брианда. — Лучше проводи Фею в ложу. Я к вам скоро присоединюсь.
— Как скажешь, милая! — с непонятной ехидцей ответил ей брат.
Ложей оказался небольшой балкончик, так же весь обитый красным бархатом. Здесь стояли изящные креслица, в одно из которых и усадил меня магистр.
— Полагаю, отсюда вам будет удобнее всего наблюдать за представлением, — пояснил он.
