получается – Саша один выжил. В ратном деле цена ошибки велика – человеческие жизни.
Нестерпимо хотелось по нужде. Саша попросил Авдотью:
– Поможешь до нужника дойти?
Саша обратился к знахарке сознательно, она покрепче Любавы, опереться можно.
– Любава, дай болезному горшок.
Саше стыдно стало. Девка молодая, а тут горшок. Опёрся на здоровую руку, сел на полатях. Слабость, голова закружилась. Посидел, отдышался, подниматься стал. Любава рядом, приобняла. Саша против неё, что слон рядом с моськой. Его качнёт, и она едва не падает. С трудом до нужника добрели, таким же путём назад. Только вернулись, Авдотья кружку с варевом перед ним поставила:
– Пей!
Понемногу выпил, поморщился. Авдотья не отстаёт:
– Покушать надо, хоть немного.
Это можно. Любава поставила перед Сашей миску с кашей. Мясным духом запахло. Сразу в желудке засосало. Саша попытался вспомнить, когда ел в последний раз. Видимо, перед боем с татарами у гуляй-города, трое суток минуло. Взял ложку, несколько раз кашу в рот положил, а устал так, как будто не одну телегу с мешками пшеницы разгрузил. Прилёг передохнуть. А от каши запах дразнящий, гречневая, сдобрена маслом, с кусочками мяса, аж слюной рот полон. Любава предложила.
– Давай помогу.
– Я сам, передохну только.
Несколько минут переводил дух, снова присел, стал есть. В желудке тяжесть появилась, тепло по телу пошло, в сон потянуло. Лёг, веки сомкнул. Голос Авдотьи услышал:
– Этот поправится. Жажда жизни у него есть и воля. Слаб, а до нужника на одном самолюбии дошёл.
Проснулся Саша вечером, в избе лучина потрескивает, у стола Любава сидит.
– Проснулся? Отвара выпить надо.
И снова кружка противного варева, от которого во рту горько и вяжет.
– Авдотья где же?
– Из соседней деревни позвали к недужному.
– Ты давно у неё в помощницах?
– Без малого год. А приятеля твоего похоронили сегодня.
Разговорились. Девушка оказалась незамужней, а ещё неграмотной. Саша предложил:
– Хочешь – научу?
– Хочу. У нас в деревне грамотных нет, только дьячок в селе, но до церкви почти десять вёрст, да лесом.
– Тогда перо нужно и бумага.
Любава брови вскинула. Саша сам понял – глупость сморозил. Откуда в деревне, где все неграмотные, бумага. Тут же поправился:
– Глиняную дощечку и писало. Такая палочка с острым концом.
– Принесу, – кивнула Любава.
Всё равно Саше заниматься нечем, а так время быстрее пойдёт. Так и начал занятия. Каждый день по одной-две буквы. Сначала сам на глине царапал, потом Любава не один десяток раз, пока ладно не получалось. Ученица прилежная попалась, и память хорошая. Когда весь алфавит изучили, начали складывать в слова. Авдотья, когда в избе была, сначала к обучению со скепсисом отнеслась, потом сама приохотилась.
Саша к тому времени сам с полатей вставал, без посторонней помощи в нужник ходил. Авдотья ежедневно перевязки делала.
– Заживает рана-то, – сказала. – В баню бы тебе, а то опаршивеешь, да и дух от тебя тяжёлый.
– А есть банька-то?
– Баня есть, воду носить, дрова колоть надо, топить. Мужиков просить необходимо.
Саша в мошну полез.
– Торг-то есть в деревне? Мне рубаху новую и исподнее купить надо. А ещё мужиков найти – дров наколоть, воду из колодца принести. Столько хватит?
Саша ссыпал на стол несколько медяков.
– Хватит, – остановила его Авдотья.
Саша бы и больше дал, но похоже – это все его деньги. Где конь – неизвестно, а с ним и перемётная сума, где сундучок с монетами был, поэтому тратить деньги разумно следует.
Следующим днём Авдотья ушла. Через время во двор зашёл кряжистый мужик, прошёл на задний двор, стал дрова колоть. Вскоре потянуло дымком от
