слышны. Саша за притолоку двери встал. Татарин вышел держа в руке чугунный котелок, у степняков они тоже ценились. И сразу же получил саблю в левый бок. Перестарался Саша, переусердствовал, клинок аж с другого бока вылез. Татарин замычать успел и упал. Саша в избу.
– Живые есть?
– Есть, есть, я живая.
В проёме двери показалась женщина в разодранной сверху донизу рубахе.
– Дочь, где дочь моя? – вскричала она.
– За воротами, жива.
Женщина на улицу кинулась, за нею Саша пошёл. Женщины обнимались, плакали.
– Где ещё вороги?
Старшая указала влево. Саша побежал туда. Перед последним домом по улице лошадь. Ага, татарин внутри. Дверь в избу распахнута, в сенях тело убитого мужчины, из избы стоны, возня. Саша ворвался. Женщина, вся окровавленная, пятна видны на белой рубахе, лежит на полу, вцепившись в ногу татарина обеими руками мёртвой хваткой. А татарин рвётся к девушке на полатях. Татарин, не оборачиваясь, саблей махнул, убив несчастную. Но больше ничего не успел. Саша нанёс укол в спину врагу, выдернул клинок и рубанул уже падающее тело для верности.
– Жива?
– Саша?
Девушка с полатей буквально слетела, кинулась к Саше, он едва успел саблю в сторону отвести.
– Любава?
Девушка зашлась в рыданиях:
– Братец мой младший где?
– Не видел. Зажги лучину.
Брат её младший убит, в сенях нашли, Саша его не увидел за телом мужчины.
– Ты побудь здесь, Любава. Погоди, сколько изб в деревне?
– Семь.
Он был в четырёх. Выскочил на улицу. Побежал в другую сторону, начал избы осматривать, осторожно, опасаясь. А только живых здесь не было. Трупы, сундуки нараспашку. Побывали уже убийцы и грабители. Вышел на улицу, услышал удаляющийся топот копыт. Один татарин точно ушёл. Видимо, бесчинствовал в этих, последних домах, пока Саша в других избах месть вершил. Догонять не стал, татарин мог притаиться или в сторону с дороги свернуть. Да и усидеть на татарской лошади мудрено. Седло есть, а стремян нет. А лошади татарские норовистые, злые, кроме хозяина, никого не признают. Принудить подчиняться можно, применив силу – кулаком или ногой по морде, но будет ли слушаться команд?
Саша вернулся в избу, где Любава осталась. Решение пришло сразу.
– Собирай свои пожитки, уходим. Делать тебе одной здесь нечего. Деревня близко к кордону, не дадут вам татары спокойно жить.
– У меня больше нет никого. Куда я пойду?
– Со мной. Бери сарафаны или чего там у тебя, вяжи в узел. В хозяйстве лошадь есть?
– Есть.
– И подвода?
– Как в деревне без подводы? Знамо, есть.
Саша пошёл запрягать лошадь. Провозился с полчаса, пока вывел лошадь за уздцы к воротам. А Любавы всё нет. Забежал в избу. Девушка рядом с убитой матерью сидит, по лицу её гладит.
– Похоронить бы надо, чтобы по-человечески.
– Надо. Только один татарин ускакал. Вдруг подмогу приведёт? Тикать надо.
Женщины привыкли мужчинам подчиняться. Всё же есть хорошее в Домострое. Узел её Саша на телегу забросил, девушку подсадил, сам на облучок взобрался. Пока ехали к избе знахарки, Любава назад смотрела, в последний раз на свою избу. Не успели остановиться, Авдотья от забора к ним кинулась.
– Что там?
– Вестимо – татары. Собирайся, всем уходить надо. В деревне живых несколько человек осталось.
– Да как же? А травы у меня припасены, в амбаре сушатся. Их бросить?
– Ты ополоумела, Авдотья? А если татары явятся поквитаться? Всем аулом сильничать будут, а потом продадут за моря далёкие. Травы ты и в другом месте соберёшь. Знахари везде нужны, без куска хлеба не останешься. Рухлядь бери, чугунки, вяжи в узел. К рассвету нам бы подальше отсюда быть.
Саша не обольщался. То, что татар срубил, – везение. Если бы они все разом на него накинулись, никакая знахарка куски тела не собрала бы. А получилось – поодиночке выбил, жаль, что не всех, ушёл один.
