— Пригнись, на ушко скажу.
За считаные мгновения богатырские уши сменили цвет с розовато-телесного на малиновый.
— Как же можно? — лепетал Иван, разгибаясь. — Не пойду я с тобой туда. Без тебя пойду, с тобой ни за что! Ди Сааведра совсем умишка лишился, что ли?
— Ну чего ты кочевряжишься? — ласково уговаривала ветреница. — Мы же с тобой товарищи по оружию, а не парень с девицей. Мы же в разных переделках бывали. Я же помощи прошу, а не для развлечения.
— А муж твой что на это сказал?
— Ничего! А молчание — это знак согласия — всем известно.
— Да ты ему и не рассказала ничего, шебутная.
— Меньше знаешь — крепче спишь, — сыпала сентенциями Лутеция. — Вань, ну давай уже, решайся. Мне вместо тебя четверку носильщиков нанимать придется. За деньги. А я жадная.
— Ладно, — протянул парень, видимо сраженный последним аргументом. — Только морок какой набрось, чтоб я со стыда не сгорел.
— Всенепременно, — присела в церемониальном поклоне Лутеция. — Я знала, что могу положиться на своего Ивана-царевича!
— Нетушки, я у тебя Иван-дурак, — хохотнул парень. — У тебя нынче все в дураках ходят.
Агнешка наблюдала за воцарившимся весельем отстраненно. Таинственные совместные вылазки Ивана и Лутеции ее интересовали мало, гораздо больше княжну сейчас занимал цветущий вид зловредной подруги. Лутеция просто лучилась спокойной уверенной красотой. Блестели волосы, уложенные в аккуратную дамскую прическу, румянились всегда бледные щеки, широкая улыбка не сходила с ярких губ.
— Меня Цай пользует, — пояснила Лутеция, заметив пристальный взгляд Агнешки. — Иглами своими. По десять раз на дню я к нему на экзекуции хожу.
— Помогает?
— Как видишь, — повела плечами ветреница. — Черепаха говорит, если все пять жизненных потоков по правильным руслам пустить, то здоровья мне на любой обряд хватит. Оказывается, по хинским учениям, стихий вовсе не четыре, как у нас принято…
— А он успеет твой пояс до праздника снять? — перебила подругу Агнешка.
Ветреница всплеснула руками.
— И лишить ректора минуты триумфа? Ты чего? Пеньяте нам в жизни такого кульбита не простит. Пусть уж потешится старикан, покуражится.
— Кажется, ты времени зря не теряла, — одобрила Агнешка. — Выяснила, как тебе Источник разбудить предстоит?
— Более или менее. Как время придет, со всем разберусь. Меня пока только одна мелочь гложет: не знаю, что я от Вани для своего покровителя передавала. В сверток-то я заглянуть не догадалась.
— А спросить у кабальеро тебе скромность не позволяет?
Иван мялся в сторонке, переступая с ноги на ногу.
— Я спрашивала, — грустно ответила Лутеция. — Только вот ответа не получила. Вопрошаемый сразу юлить начинает да отнекиваться. Зная своего покровителя, думаю, зарок там какой или заклятие наложено.
Агнешка тряхнула золотистыми локонами.
— Тогда я попробую спросить. Иван, что было в свертке, который вы передали донье Лутеции? Отвечайте! Смотрите мне в глаза! Не отвлекайтесь!
— Деревяшка, — пробормотал парень. — Поленце.
Лутеция встрепенулась, но Агнешка остановила ее решительным жестом.
— Что за полено? Для чего?
— Для чего, не ведаю, — грустно ответил кабальеро. — Дерево, кажись, туя или каркас пустынный. Мне его доксы пожаловали, на случай, если с дядюшкой поломка какая случится, чтоб можно было его подлатать.
— А другое дерево для големов не подходит? — не выдержала Лутоня. — Олива там или сосна?
Иван повел в сторону подруги мутным взглядом, но отвечал Агнешке:
— Его еще «живое дерево» называют, живое из живого. Я это поленце берег как зеницу ока.
— А продал тогда зачем?
— Деньги нужны были, — повинился Ванечка. — Да к тому же мне пригрозили, что дядюшку распилят, ежели я и дальше жадничать буду.
— И кому же… — продолжала вопрошать Агнешка, но Лутоня перебила ее:
— Дело ясное, что дело темное. Спасибо, подруга!
— Мыслями своими не поделишься?
— Отчего же не поделиться? Только, кажется, тебе лучше будет нашу премудрую Черепаху о том расспросить. Цай рассказчик знатный.
