— Ну, раз так, — обиженно протянула Агнешка, — пожалуй, я пойду.
— И нам пора, — кивнула ветреница. — Ты и правда очень умна, донья Брошкешевич. Позволь выразить тебе свое восхищение. Принимай!
Лутеция изобразила кокетливый воздушный поцелуй и дернула за рукав Ивана.
— Давай, царевич, пошевеливайся, у нас тобой еще дел невпроворот. Кстати, ты на швабском бегло говоришь?
— Бегло-то бегло, — обстоятельно отвечал кабальеро. — Только тарабарщина все больше получается.
— Значит, будешь помалкивать.
Агнешка не стала прислушиваться. Предстоящая беседа с хинским магом интересовала ее гораздо больше. Пять стихий, оказывается. Пять, а не четыре. А это значит… Либо очень многое, либо совсем ничего.
— Слышь, донья Брошкешевич, — обернулась через плечо медлящая ветреница. — У меня к тебе еще одно дельце имеется.
Агнешка саркастически искривила губы.
— Совет хочешь дать или указания?
— Вань, ты давай топай дальше. Я тебя догоню. Иди, иди, не бойся, не подеремся, значит, и смотреть тут не на что. Секреты у нас девичьи, не для мужских ушей.
Богатырь прикоснулся к полям шляпы, прощаясь, и скрылся за валуном. Лутеция смотрела на собеседницу, будто подбирая слова. Княжна терпеливо ждала первого хода, не собираясь никому облегчать жизнь. Ветреница краснела, то ли от смущения, то ли от злости, и, наконец, осторожно поинтересовалась:
— Тебе кто из них больше по сердцу — Иван или дон ди Сааведра?
Агнешка фыркнула:
— Я еще не решила. А что, у тебя на этих достойных кавалеров планы?
Лутеция рассмеялась:
— В мои планы входит одного из них удачно женить, желательно на девушке из приличной ляшской семьи. А также хотелось бы, чтоб девушка эта своих поклонников до смертоубийства взаимного не довела. Но этого ведь не произойдет? Она ведь княжна, а не какая-то портовая вертихвостка?
— И кого бы ты этой загадочной девушке выбрать посоветовала?
— Это уж пусть ей сердце подскажет и светлый ум. Она ведь без посторонней помощи что-то в этих кабальеро разглядела, значит, и выбор сама сделает. Только очень я эту благородную донью попрошу, чтоб она была с мужчинами осмотрительна. И это не только кавалеров касается.
— Это мы сейчас о чем? — недоуменно спросила княжна.
— Обо всем, — погасив улыбку, ответила Лутеция. — Игра ведется жесткая, мужская. И даже ум здесь не пригодится, а только хитрость и осторожность. Заклинаю тебя, подруга, никому здесь не верь.
— А тебе можно?
— До определенного предела. Сейчас, в это самое мгновение, верь, а дальше — как сама почуешь.
Агнешка задумалась.
— Ты хочешь сказать, что, если я сейчас попрошу тебя платье снять, ты мне не откажешь?
Темноволосая головка ветреницы кивнула одобрительно.
— Приятно с умными людьми беседы вести. Рада, что ты поняла. Засим прощаюсь. Кавалер твой заждался меня, поди.
— Еще минуту, — схватила водяница затянутый черным шелком локоток. — Не хочу на случай надеяться. Да и к тому же мало ли как все обернется. Не смогу же я при всем честном народе на тебе платье рвать.
— А по-другому как?
— Условимся о тайном слове, чтоб только мы двое могли понять, что дело не чисто. Причем слово должно быть яркое, заметное…
— Петух! — азартно предложила Лутеция.
— Почему?
— Символично. У нас в Рутении именно петухами всякую нечисть усмиряли.
— У нас тоже, — кивнула Агнешка. — До встречи тогда, ветреница. Поспеши! Кабальеро Иван наверняка уже далеко ушел.
— Прощай!
— Что-нибудь передать Дракону при встрече? — шаловливо спросила княжна. — Привет или поцелуй от блудной супруги?
— Если о здоровье своем не печешься, то передавай поцелуй, — расхохоталась нисколько не обидевшаяся подруга. — Только потом пеняй на себя — у меня рука тяжелая.
И, махнув на прощанье этой самой «тяжелой рукой», Лутеция скрылась из виду.
— Третьи петухи, красный петух, петушиное слово… — бормотала Агнешка, взбираясь на пригорок, за которым виднелось море и алые скаты шелкового Цаева шатра.
