Он еще извиняется! Он жив, и это самое главное, но сейчас… раз он снова здесь… Насколько опасна медикаментозная кома? Зачем она вообще нужна?
Спросить Арина не успела, Волков заговорил сам:
– У тебя классная подруга, она поверила в то, во что даже сам я верил с трудом. Впрочем, у нее были кое-какие основания.
– Как она? – спросила Арина, не могла не спросить.
– Нормально, только очень скучает по вас обеим.
Он перевел взгляд на бабу Глашу, и та улыбнулась чуть виновато:
– Я тоже скучаю. Ира – славная девочка, очень хорошая.
– От нее я узнал о вашей смерти и о том, – взгляд его снова переместился на Арину, – что ты пропала.
– Я бы ей позвонила, – начала она, – только мой телефон…
– Ты бы не смогла, – отрезал Волков. – Ты ведь до сих пор так и не поняла, что случилось?
– Я все понимаю. Я на болоте, в сторожке Сказочника, здесь меня окружают мертвые и… коматозник. – Получилось не слишком красиво, но честно.
– Нет. – Он покачал головой, и во взгляде его появилась жалость. – Все гораздо хуже: ты сама сейчас в коме…
Сердце перестало биться, а холод все расползался по телу, сковывал ледяной броней, не позволял дышать, видеть, говорить… Но выстуженные холодом мысли неслись, как арабские скакуны.
После обращения Сказочник неделю пребывал в странном состоянии: не живой и не мертвый. В мире живых за ним присматривали баба Глаша и Лидия Николаевна, а в мире мертвых – его умершая мать. Дар не дается просто так, за все нужно платить, даже если ты родной по крови. А что случится, если по крови ты чужак? Неподготовленный, слабый, беспомощный… Что станет с душой и телом? Душа – вот она, в воображаемой сторожке в самом центре воображаемого болота, в компании двух мертвых старушек, которые должны за ней присматривать. Помнится, она спрашивала Волкова о том, что он ест, где спит. А сама?.. За все время Арина ничего не съела, не посещала туалет, даже сон ее нельзя назвать сном. Кто она сейчас?
– Аринка, – из забытья ее вывел голос бабы Глаши, – мы просто не знали, как тебе сказать.
– Сказали бы как есть, – она попыталась улыбнуться, – «Ты умерла».
– Ты не умерла!
– Пока. Но то, что со мной происходит, это ведь умирание. – Девушка не спрашивала, она констатировала очевидное. – Поэтому мы не смогли выйти из болота. Мы в ловушке здесь. Я и вы из-за меня. Вы ведь тоже не можете уйти? – Она посмотрела на своих мертвых старушек.
Ей ответила Лидия Николаевна, нетерпеливым взмахом руки остановив сестру:
– Это плохое место для всех: для мертвых и для тех, кто пока еще жив. Но для такой, как ты, это единственная перевалочная база. Я так поняла.
– Оно существует на самом деле?
– Думаю, да. Это всего лишь проекция.
– А те существа, ночные гости, они всего лишь порождения моей больной фантазии?
– Они порождения этого места. Они те, кто так и не смог отсюда уйти. И для таких, как мы, они по-настоящему опасны. Поэтому он запретил выходить из дома в темноте, нам и особенно тебе.
– Но днем вы можете отсюда уйти? – спросила Арина настойчиво. – Вы знаете дорогу?
– Да, мы знаем дорогу и мы можем уйти.
– Тогда уходите! Пока еще не поздно.
– Он велел присматривать за тобой, – ответила Лидия Николаевна.
– Вы присматривали. Спасибо вам за это большое, но хватит. Я же вижу, как вам тяжело.
– Нам тяжело. – Лидия Николаевна кивнула, снова отвернулась к окну. – Мы подумать не могли, как это будет… страшно. Он не сказал.
– Он сказал, я должна справиться, – напомнила Арина. – Вы поддержали меня в самую тяжелую минуту, не бросили меня тут совсем одну.
Арине понадобилось мобилизовать все силы, чтобы просто встать на ноги. Управлять телом было все тяжелее. Да и телом ли? Где сейчас ее тело?
Когда она обняла Лидию Николаевну, та заплакала. Слезы вытекали из-под очков, скатывались по морщинистым щекам.
– А теперь уходите, пожалуйста, – попросила девушка.
Баба Глаша шагнула к ней, раскинула руки для объятий:
