забрался рукой под майку, под белье, сжал грудь… оказывается, его пальцы хорошо запомнили эту грудь и этот объем…
– Это я, – напомнила Люджина тихо. Она не шевелилась, не отталкивала его и голову чуть склонила – чтобы удобнее и слаще было целовать.
– Знаю, – хрипло сказал Игорь, нетерпеливо поднимая ее майку вверх и руками чувствуя влажную от пота кожу. Снял бюстгальтер, повернул напарницу к себе и прислонился к двери, удерживая северянку за плечи и осматривая. Капитан стояла прямо, почти вызывающе, и тяжелая грудь ее так и манила – а в синих глазах разгорался жаркий огонь из удивления, неприятия, нежности и желания. От огня этого прервалось дыхание и вязко, тяжело стало в голове, и полковник снова привлек Люджину к себе, поцеловал – сильно, без лишней деликатности, уверенно оглаживая спину и сжимая крепкие ягодицы.
Губы у нее были мягкие, податливые, удивительно нежные для такой сильной женщины, дыхание горячее – он ощущал, как с каждым выдохом оно становится все жарче, все тревожнее. Напарница закинула руку ему на шею, прижалась сильнее, сминая грудь о грубую ткань его кителя, – от ее податливости вожделение полыхнуло еще сильнее, и Игорь застонал, чуть прикусил ей губу, почувствовав, как до боли сжимаются ее пальцы на коротких волосах на затылке, и стон перешел в рычание, а поцелуй – в обжигающую любовную схватку, пока им не перестало хватать воздуха.
– Мне ополоснуться бы, Игорь Иванович, – сказала Люджина ему в губы, тяжело дыша.
– Потом, – пробормотал он нетерпеливо, стягивая с нее штаны вместе с бельем. – Вместе в душ сходим.
Ждать не было никаких сил – и он целовал ее, лихорадочно расстегивая китель, ремень, и опускал на узкую армейскую кровать, такую скрипучую, что вся казарма будет слышать и знать – и хорошо, и правильно! – и вдыхал женский острый, терпкий запах, и чувствовал влажность бедер, и от груди оторваться не мог никак – все мял, сжимал, посасывал, пока Люджина не начала вздрагивать и едва слышно выдыхать со стонами. Теперь он точно знал, что она готова. И двигался потом, сдерживаясь, вглядываясь в нее, прислушиваясь к реакции, – и наконец капитан начала подаваться навстречу, а после и сжиматься вокруг него. Только тогда отпустил себя в горячую, лихорадочную пустоту, поднялся на колени, схватил северянку за бедра и сорвался в исступленную скачку, слушая, как стонет и кричит Люджина под ним, и сам зарычал, утыкаясь губами ей в плечо и сжимая зубы от резкого, жгучего, ослепляющего наслаждения.
Сколько они лежали так, тяжело дыша и вздрагивая от легких движений друг друга? Минуту? Десять?
– Умеете вы удивить, полковник, – сказала напарница хрипло, прямо глядя ему в глаза.
– Вы, – проговорил он с трудом и еще раз провел языком по щеке, вдыхая ее запах, – сами требовали, чтобы я нашел любовницу, капитан. Я хочу вас.
Капитан хмыкнула, пошевелилась, и Игорь скатился набок, наблюдая, как она встает, направляется к душевой.
– Так точно, господин полковник, – в ее голосе звучала ирония, – приказы начальства не обсуждаются.
Верная, прямодушная Люджина. Кто бы мог подумать, что в ней столько страсти. Стрелковский лениво пошевелился, чувствуя во всем теле расслабленность и легкость. Заставил себя встать и пойти за ней. В конце концов, побудка только в шесть. Есть еще время.
В душе порозовевшая от пара капитан задумчиво и довольно бестолково водила по крутому бедру мыльной губкой, и пена стекала вниз по ноге вместе с потоком воды. Пахло теплым мятным ароматом, смешанным с чем-то травяным, влажным. Обернулась, когда он вошел, молча подвинулась к стенке, давая Игорю место, – но он встал вплотную, под горячие струи, обнял сзади, прикасаясь губами к полному плечу, снова провел руками по ее груди. Люджина не отталкивала его. Очень мягко подалась назад, поцеловала его пальцы, коснувшиеся рта.
Боги, какая же она вся белокожая, сочная, сколько упругого, крепкого, очень женственного тела. И волосы отрастит, и платьев он ей купит сколько понадобится… только бы удержать это ощущение яркости чувств, вкуса к жизни.
– Как вы себя чувствуете, Люджина? – все же спросил полковник, уже вжимая ее в скользкую стену.
– Готова… к несению… службы… команди-и-ир… – Стрелковский кусал ее за плечо, ласкал рукой, и капитан задыхалась и скользила пальцами по мокрой плитке.
Его организм, после памятной ночи вспомнивший, что принадлежит мужчине и что есть желания, которые невозможно игнорировать, требовал еще и еще. И если бы не опасения, что Люджине опять будет больно… хотя нет, не выдержал. Сильнее вжал ее в стенку, оттянул на себя бедра – и потом только хрипел и запрокидывал голову, глотая льющуюся сверху горячую воду, потому что видеть, как двигается она навстречу под низкие, резкие стоны-всхлипы, как выгибается и как смотрятся его руки на больших, действительно больших и совершенных ягодицах, было абсолютно невозможно.
– Люджина, – сказал Игорь сипло, когда снова выровнялось дыхание, в глазах посветлело немного и он ощутил, что прижимается к ней всем телом, удерживая трясущимися руками, – вы смело можете меня побить. Я веду себя словно дикарь.
Северянка повернулась к нему, неуверенно обхватила за шею, потерлась щекой о подбородок, настороженно глядя темными от минувшей страсти глазами: не оттолкнет ли за это проявление нежности, не усмехнется ли? И в груди его кольнул стыд, заставил потянуться навстречу, обнять крепче. Так они и стояли, прижавшись друг к другу, слушая, как льется вода, и ощущая тихое, домашнее умиротворение.
– Я вас потом побью, можно, шеф? – проговорила Дробжек ему в шею и подняла голову. Синие глаза были мутные, сонные. – Очень спать хочется.
– Да, – согласился Стрелковский, но не отпустил ее. От этой груди никак было не оторваться, и он одной рукой водил по телу напарницы губкой, а второй лениво сминал, ласкал тяжелое полушарие, иногда наклоняясь и касаясь губами большого соска, отчего глаза ее снова темнели. – Завтра буду договариваться о прибытии пополнения, капитан. Видимо, придется нам воевать. Свенсен сказал, что на замок готовятся напасть.